Преступление и ... как получится :)

[Пашка]

- Правильно, - я внимательно посмотрел мальчику в глаза, - и это все, что ты о нем знаешь?

- Ну, еще то что его отмаливают или смывают кровью.

[Николай Сергеевич Савчук]

- Ну, еще то что его отмаливают или смывают кровью.

- И какой же из этих вариантов предпочитаешь ты? - совершенно серьезно спросил я.

[Пашка]

- И какой же из этих вариантов предпочитаешь ты? - совершенно серьезно спросил я.

Пашка призадумался, что же выбрать, и тут же представил себя ползающим в ногах у физрука и вымаливающим прощение. Так явно представил, что чуть не плюнул от неприязни к самому себе. Нет, не бывать этому НИКОГДА!
- Я предпочитаю второй вариант - гордо заявил он.

[Николай Сергеевич Савчук]

- Я предпочитаю второй вариант - гордо заявил он.

Это решило дело. Даже не сам ответ, а тон, которым он был произнесен. Если у парня есть гордость, есть решимость получить заслуженное - значит понимает, значит готов ответить за свои грехи. Это вам уже не кислое "если вам так не терпится"!

- Вот это уже речь не мальчика, но мужа. Что ж, раз так, то пожалуйста: вот розги, вот скамья, спускай штаны с попы и ложись на живот.

В такой ситуации отпустить паришку, что называется "с миром" - значит сделать только хуже: разорвется связь "грех-вина-наказание", что может привести к нарушению привычного "правильного" восприятия мира. Грех за собой Пашка признал - он и сам говорит "виноват", и к девочкам ходил извиняться... Раз прощение получил - значит и впрямь искренне повинился. Иначе они ни за что бы его не простили - дети такие вещи чувствуют.

Если сейчас не дать ему возможность этот грех "смыть", мир для мальчика потеряет прочность и логическую понятность, что как раз и может привести в дальнейшем к ненужному экспериментированию: а отпустят ли в следующий раз? а отпустят ли если я так сделаю? а этак? И т.д. Зато если его сейчас хорошенько высечь, то следующего раза вероятнее всего не будет - он запомнит и вину, и прощение, и цену за него. К тому же грехи имеют свойство накапливаться и висеть тяжелым грузом над душой - порка освободит его от этого.

А боль... Что ж! Грех он на то и грех. Покаяние невозможно без страдания. И лучше, чтобы страдание было физическим, так как духовное - всегда тяжелее.

[Пашка]

- Вот это уже речь не мальчика, но мужа. Что ж, раз так, то пожалуйста: вот розги, вот скамья, спускай штаны с попы и ложись на живот.

- Как???
"Ну вот и договорился, а ведь так приятно беседовали".
Дрожащими руками Пашка стащил штаны до колен и с похоронным видом лег на холодную скамью.
Вот так оно обычно и случается у взрослых. Говоришь с ними на философские темы, про грех, покаяние, а заканчивается все одинаково "спускай штаны и ложись"

[Николай Сергеевич Савчук]

Ну, что ж - смывать, так смывать! Пока Любимцев, мгновенно потеряв свой бравый вид, укладывался на скамью, я выбрал пучок хороших "мальчишеских". Привязывать Пашку к скамье я не стал - пускай покажет на что он способен. Да и я не собирался особенно лютовать. Достаточно просто дать ему почувствовать.

- Готов, что ли?

[Пашка]

- Готов, что ли?

- Готов - хрипло ответил Пашка и схватившись за ножки скамейки крепко зажмурился.

[Николай Сергеевич Савчук]

- Готов - хрипло ответил Пашка и схватившись за ножки скамейки крепко зажмурился.

- Тогда начнем.

Взмах! - и розги очертив в оздухе свистящий полукруг устремились навстречу сжавшимся в предчувствии острой боли белым трепетным полушариям мальчиковой попы. Но я не дал им врезаться в гладкую поверхность кожи со всей силой набранной в полете инерции - в самый последний момент приостановил замах, так, что прутья на мгновение почти зависли над попой и опустились на нее медленно, словно нехотя. Получилось, конечно, несколько сильнее, чем, скажем, в бане, чувствительнее, но... о настоящей боли речь шла вряд ли. Хотя кровь к попе прилила и ягодицы даже покраснели немного.

А я уже отвел руку для второго такого же квазиудара, потом - для третьего, четвертого...

[Пашка]

Взмах! - и розги очертив в оздухе свистящий полукруг устремились навстречу сжавшимся в предчувствии острой боли белым трепетным полушариям мальчиковой попы. Но я не дал им врезаться в гладкую поверхность кожи со всей силой набранной в полете инерции - в самый последний момент приостановил замах, так, что прутья на мгновение почти зависли над попой и опустились на нее медленно, словно нехотя. Получилось, конечно, несколько сильнее, чем, скажем, в бане, чувствительнее, но... о настоящей боли речь шла вряд ли. Хотя кровь к попе прилила и ягодицы даже покраснели немного.

А я уже отвел руку для второго такого же квазиудара, потом - для третьего, четвертого...

Как же противно свистят в воздухе розги. Только от одного их звука кровь стынет в жилах. А если еще до этого тебя прилично отшлепали? А если еще и до шлепки тебя сланцем лупцевали? Вообщем этот день был для Пашки одним из самых трудных в его жизни. Он старался терпеть как мог, только плохо у него это получалось. После каждого удара он содрагался всем телом, извивался пытаясь увернуться от следующего удара. Стон он уже сдерживать не мог, он лишь старался чтобы этот стон не перешел в крик.

[Николай Сергеевич Савчук]

Как же противно свистят в воздухе розги. Только от одного их звука кровь стынет в жилах. А если еще до этого тебя прилично отшлепали? А если еще и до шлепки тебя сланцем лупцевали? Вообщем этот день был для Пашки одним из самых трудных в его жизни. Он старался терпеть как мог, только плохо у него это получалось. После каждого удара он содрагался всем телом, извивался пытаясь увернуться от следующего удара. Стон он уже сдерживать не мог, он лишь старался чтобы этот стон не перешел в крик.

Я продолжал свою недопорку. Попа стремительно покрывалась свежей краснотой, скрывшей ранее нанесенные ягодицам мальчика повреждения. Пацан реагировал живо, видимо его зад все еще оставался очень чувствительным после ранее полученных сегодня взбучек. Я почти не касаюсь поверхности его кожи - а он вон как вздрагивает, бедняга. Первоначальное намерение все же пару раз шкоднику врезать по-настоящему, уступило место жалости. Может, Пашка, все таки не так уж и виноват?

Я опустил руку и отложил розги.

- Поднимайся, - велел я, - надо поговорить. Трусы можешь пока надеть.

[Пашка]

- Поднимайся, - велел я, - надо поговорить. Трусы можешь пока надеть.

Дважды повторять не было необходимости, Пашка тут же вскочил и натянул трусы.
"Еще легко отделался" - подумал он - "А рассказывали такие ужасы про Савчука, какие-то когти тигра и прочую фигню, видно напугать хотели".
Смущало только то, что физрук сказал "Трусы можешь пока надеть". Что бы значило это "пока"?
Мальчишка поднял глаза на учителя, ожидая что же тот ему скажет.

[Николай Сергеевич Савчук]

Мальчишка поднял глаза на учителя, ожидая что же тот ему скажет.

- Ну-с, уноша, грех ты, как я понял, признал. Было такое? А вот как насчет "смывания кровью": как ты считаешь - смыл ты его или нет?

[Пашка]

- Ну-с, уноша, грех ты, как я понял, признал. Было такое? А вот как насчет "смывания кровью": как ты считаешь - смыл ты его или нет?

- Смыл - поторопился с ответом Пашка - ... в некотором роде

[Николай Сергеевич Савчук]

- Ну-с, уноша, грех ты, как я понял, признал. Было такое? А вот как насчет "смывания кровью": как ты считаешь - смыл ты его или нет?

- Смыл - поторопился с ответом Пашка - ... в некотором роде

- И какие же выводы, уноша, ты для себя сделал? - требовательно спросил я, небрежно постукивая розгою по ладошке.

[Пашка]

- И какие же выводы, уноша, ты для себя сделал? - требовательно спросил я, небрежно постукивая розгою по ладошке.

- Выводы? - переспросил мальчишка не сводя глаз с розги в руках учителя - Я не буду больше, Николай Сергеевич, отпустите меня . Какие там еще выводы?
Пашка заволновался, потому что не знал, что Савчук хочет от него услышать, а чем это чревато известно всем.