Это шутка?
Добавлено: Сб июн 12, 2004 9:09 am
… Скорее всего, это шутка. Но очень уж странная. Давно так со мной никто не шутил.
Все началось с того, что в ответ на мое резюме, отосланное на адрес подмосковного Лицея, мне прислали пять дополнительных вопросов. Шутка заключалась именно в пятом, где вопросов содержалось два: «Как вы относитесь к школьным телесным наказаниям, и способны ли сами наказать ученика?»
Как отношусь? Каждый судит по своему опыту, а у меня опыт двойной, и, ученический, и учительский.
В детстве отношение было радикально отрицательным. Помню, как в пятом классе гнал по коридору Серегу Щукина и, ведь за дело гнал: насыпал, гад, мне кнопок за шиворот и шарахнул по спине. В правой руке был учебник античной истории, я уже два раза звезданул Серегу учебником по башке, но решил, пока не дам еще три раза – не прощу урода.
Вдруг, погоня прекратилась. Урод Щукин несется дальше, а я уже не бегу, я поднимаюсь вверх, потому, что незнакомый педагог (не заметил в пылу гонки) ухватил меня за ухо. Из глаз – слезы, но оба уха, в том числе и несчастное правое, которое, по моим ощущениям стало больше башки, прекрасно слышат лекцию. Лекция оказалась очень емкой и почему-то запомнилась. Было в ней и о том, что бегать полагается на уроке физкультуры, и «берегите книгу – источник знаний», и увлекательный рассказ о старой киевской бурсе, и о нынешних британских школах (тогда, вроде бы в них еще драли), и о том, что человека из такого как я, можно воспитать лишь в подобном учебном заведении. В учителе я узнал нового историка Олега Круглова и пожалел о том, что лупил кретина Щукина хотя бы не учебником математики. Портреты пионеров-героев укоризненно глядели на меня со стены, я же чего-то бормотал сквозь слезы, думая, что когда вырасту, то застрелю Олега Борисовича из автомата, как Валя Котик. Или взорву толом, как Леня Голиков.
Годы прошли. Я вырос, закончил пединститут, который за время моей учебы успел стать университетом. Пришел в школу, преподавать тот же предмет, что и Олег Борисович. Ученикам (и, особенно ученицам) я нравился. Но, думаю, что кое-кто из пацанов, особо в первые дни наши непростых взаимоотношений, не раз фантазировал на тему, как поступить со мной и базировались эти фантазии уже не на биографиях пионеров-героев, а репортажах с Северного Кавказа («…в автомобиле были обнаружены восемь единиц огнестрельного оружия и три взрывных устройства с детонаторами»).
Ну, а как иначе с ними обращаться? Когда Санек Ануфриев («7А») закурил разве, что не у меня на глазах, да еще и спросил: «нельзя, да?». Когда Толик Приходько из 8 Б обратился ко мне на «ты»? И когда Коля Селицкий из того же класса во весь голос пообещал, выражаясь цензурно, совершить насильственный половой акт с отличницей Таней Богдановой, за то, что не дала списать.
Ануфриева я больше курящим не видел, Приходько стал показательно вежлив, а Селицкий, при мне ни разу не взглянул на Таньку. Для этого оказалось достаточно одной затрещины по пути из класса, и трех пендалей в школьном коридоре. С Селицкого я, заодно пообещал еще и снять штаны прямо у доски: пусть девочки убедятся, что он еще не настолько созрел, чтобы им угрожать. И никаких проблем. Ануфриев-старший, к моему удивление пришел на родительское собрание, потом позвал в сторонку (я уже вспомнил секцию по карате в десятом классе, пока ее не закрыли), обдав спиртовым перегаром пожал руку и сказал, что «Санька стал шелковым».
Поэтому, на дисциплину в школе я не жаловался. И решил расстаться с гордым званием «учитель» только по одной причине: меня бросила жена. Вышла за экспедитора фирмы «Артур», месячный доход которого немного превышал мою годовую зарплату. Я не специалист по древнеанглийской мифологии, но все же название фирмы меня немного оскорбило.
Впрочем, это уже личное. Рассказы, как я менял работу, от автобусного экскурсовода на дальних туристских маршрутах, до начальника предвыборного штаба. Ничего особенного, как говорил Гайдар-старший «обыкновенная биография в необыкновенное время». А учителем быть хотелось по-прежнему. Просто, я определил для себя финансовый потолок и решил, что пока не найду соответствующее заведение, не соглашусь. И вот закавыка: первый случай, когда зарплата устраивает и тут же, эти странные вопросы. Так как же я отношусь к школьным телесным наказаниям?
«В определенных случаях считаю не только допустимыми, но и необходимыми», - ответил я, - в случае очевидной вины ученика, наказание осуществить могу». Хотел было добавить: «хотя, с большим удовольствием осуществил бы наказание ученицы», но не стал.
Продолжение последовало быстро. На другой день в ящике уже висел ответ, в котором сообщалось, что я соответствую всем требованиям лицея, в том числе, указывалось особо, подвергать телесным наказаниям учащихся. Кроме того, любопытное предложение: хотя до нового учебного года почти три месяца, мне предлагалось поработать воспитателем в летнем лагере лицея, практически за ту же зарплату, питание и жилье. Ответ рекомендовали дать как можно скорее, чтобы приступить к работе в ближайшие два дня. Сначала заехать в лицей, оформиться в канцелярии, прочие формальности, а оттуда – в лагерь.
Выглядит все серьезно: адрес, сумма зарплата, привычный деловой стиль. Вот только эти наказания… Я настолько не верю, что даже не пытаюсь догадываться, как они проходят (если не шутка). Линейкой по пальцам, тростью по брюкам, как в британской скулз? Или моченые, пересоленные розги кадетского корпуса при императоре Николае Павловиче? Нет, это вообще уже какой-то веселый маразм.
Чего гадать? Свой номер они оставили, сейчас позвоню и скажу, что согласен. Заодно, спрошу про наказания, посмотрю, что ответят.
Неужели, здесь и, правда, порют?
Все началось с того, что в ответ на мое резюме, отосланное на адрес подмосковного Лицея, мне прислали пять дополнительных вопросов. Шутка заключалась именно в пятом, где вопросов содержалось два: «Как вы относитесь к школьным телесным наказаниям, и способны ли сами наказать ученика?»
Как отношусь? Каждый судит по своему опыту, а у меня опыт двойной, и, ученический, и учительский.
В детстве отношение было радикально отрицательным. Помню, как в пятом классе гнал по коридору Серегу Щукина и, ведь за дело гнал: насыпал, гад, мне кнопок за шиворот и шарахнул по спине. В правой руке был учебник античной истории, я уже два раза звезданул Серегу учебником по башке, но решил, пока не дам еще три раза – не прощу урода.
Вдруг, погоня прекратилась. Урод Щукин несется дальше, а я уже не бегу, я поднимаюсь вверх, потому, что незнакомый педагог (не заметил в пылу гонки) ухватил меня за ухо. Из глаз – слезы, но оба уха, в том числе и несчастное правое, которое, по моим ощущениям стало больше башки, прекрасно слышат лекцию. Лекция оказалась очень емкой и почему-то запомнилась. Было в ней и о том, что бегать полагается на уроке физкультуры, и «берегите книгу – источник знаний», и увлекательный рассказ о старой киевской бурсе, и о нынешних британских школах (тогда, вроде бы в них еще драли), и о том, что человека из такого как я, можно воспитать лишь в подобном учебном заведении. В учителе я узнал нового историка Олега Круглова и пожалел о том, что лупил кретина Щукина хотя бы не учебником математики. Портреты пионеров-героев укоризненно глядели на меня со стены, я же чего-то бормотал сквозь слезы, думая, что когда вырасту, то застрелю Олега Борисовича из автомата, как Валя Котик. Или взорву толом, как Леня Голиков.
Годы прошли. Я вырос, закончил пединститут, который за время моей учебы успел стать университетом. Пришел в школу, преподавать тот же предмет, что и Олег Борисович. Ученикам (и, особенно ученицам) я нравился. Но, думаю, что кое-кто из пацанов, особо в первые дни наши непростых взаимоотношений, не раз фантазировал на тему, как поступить со мной и базировались эти фантазии уже не на биографиях пионеров-героев, а репортажах с Северного Кавказа («…в автомобиле были обнаружены восемь единиц огнестрельного оружия и три взрывных устройства с детонаторами»).
Ну, а как иначе с ними обращаться? Когда Санек Ануфриев («7А») закурил разве, что не у меня на глазах, да еще и спросил: «нельзя, да?». Когда Толик Приходько из 8 Б обратился ко мне на «ты»? И когда Коля Селицкий из того же класса во весь голос пообещал, выражаясь цензурно, совершить насильственный половой акт с отличницей Таней Богдановой, за то, что не дала списать.
Ануфриева я больше курящим не видел, Приходько стал показательно вежлив, а Селицкий, при мне ни разу не взглянул на Таньку. Для этого оказалось достаточно одной затрещины по пути из класса, и трех пендалей в школьном коридоре. С Селицкого я, заодно пообещал еще и снять штаны прямо у доски: пусть девочки убедятся, что он еще не настолько созрел, чтобы им угрожать. И никаких проблем. Ануфриев-старший, к моему удивление пришел на родительское собрание, потом позвал в сторонку (я уже вспомнил секцию по карате в десятом классе, пока ее не закрыли), обдав спиртовым перегаром пожал руку и сказал, что «Санька стал шелковым».
Поэтому, на дисциплину в школе я не жаловался. И решил расстаться с гордым званием «учитель» только по одной причине: меня бросила жена. Вышла за экспедитора фирмы «Артур», месячный доход которого немного превышал мою годовую зарплату. Я не специалист по древнеанглийской мифологии, но все же название фирмы меня немного оскорбило.
Впрочем, это уже личное. Рассказы, как я менял работу, от автобусного экскурсовода на дальних туристских маршрутах, до начальника предвыборного штаба. Ничего особенного, как говорил Гайдар-старший «обыкновенная биография в необыкновенное время». А учителем быть хотелось по-прежнему. Просто, я определил для себя финансовый потолок и решил, что пока не найду соответствующее заведение, не соглашусь. И вот закавыка: первый случай, когда зарплата устраивает и тут же, эти странные вопросы. Так как же я отношусь к школьным телесным наказаниям?
«В определенных случаях считаю не только допустимыми, но и необходимыми», - ответил я, - в случае очевидной вины ученика, наказание осуществить могу». Хотел было добавить: «хотя, с большим удовольствием осуществил бы наказание ученицы», но не стал.
Продолжение последовало быстро. На другой день в ящике уже висел ответ, в котором сообщалось, что я соответствую всем требованиям лицея, в том числе, указывалось особо, подвергать телесным наказаниям учащихся. Кроме того, любопытное предложение: хотя до нового учебного года почти три месяца, мне предлагалось поработать воспитателем в летнем лагере лицея, практически за ту же зарплату, питание и жилье. Ответ рекомендовали дать как можно скорее, чтобы приступить к работе в ближайшие два дня. Сначала заехать в лицей, оформиться в канцелярии, прочие формальности, а оттуда – в лагерь.
Выглядит все серьезно: адрес, сумма зарплата, привычный деловой стиль. Вот только эти наказания… Я настолько не верю, что даже не пытаюсь догадываться, как они проходят (если не шутка). Линейкой по пальцам, тростью по брюкам, как в британской скулз? Или моченые, пересоленные розги кадетского корпуса при императоре Николае Павловиче? Нет, это вообще уже какой-то веселый маразм.
Чего гадать? Свой номер они оставили, сейчас позвоню и скажу, что согласен. Заодно, спрошу про наказания, посмотрю, что ответят.
Неужели, здесь и, правда, порют?
