Аркадий писал(а):
- Иван! Лады пока нет, но это даже хорошо, мы можем поговорить пока вдвоем. Ты знаешь, то есть мы оба знаем, что сейчас будет. Но пока все не началось, пока мы по эту сторону порога – может быть, ты хочешь объяснить, что все-таки произошло и почему? Я очень зол на тебя, но… я постараюсь тебя понять.
- Да, и вот еще что. Звонили из больницы. У той девчонки нет перелома, просто сильный ушиб. Наложат повязку, дадут обезболивающего и отправят обратно. Знаешь, такое могло случится и само по себе… хотя паника, конечно, способствует…
-Спасибо, Аркадий Викторович, - ответил Ваня. – Здорово, что у ней нет перелома. Спасибо, что это сказали.
Лицо у мальчика посветлело на несколько секунд. Тоскливый страх и просто тоска куда-то улетели. А потом вернулись, так как надо было отвечать на другие вопросы.
Сколько Ваня ни просидел на подоконнике, болтая ногами, он так и не решил, что же скажет Аркадию. Зато точно знал, что не скажет.
Не скажет никогда: «Аркадий Викторович, а ведь если бы не медаль «ruddy buttocks», которой я был «награжден» при всем классе, этой истории, скорее всего не было бы. Представьте себе, перед строем солдата несколько раз похвалили за мужественный поступок и сказали, что не дадут медаль, только потому, что такой не существует. А, забыл, еще сказали, что он был таким смелым ради девушки. Обратит ли такой солдат внимания на те слова, что он действовал неправильно?»
И еще можно было бы добавить: а что было бы, Аркадий Викторович, случись эта история на любом другом уроке, кроме вашего семинара, да еще лента, погасла бы на взлете, не причинив никакого ущерба? Вы все равно считали бы меня маленьким негодяем, на задницу которого мало всех розог мира? Или опять назвали бы меня Томом Сойером, совершим мужественный, хотя и не совсем правильный поступок?
Но Ваня знал, что не скажет этих слов. Уж очень хорошо он помнил треск под потолком, крики учеников, побелевшее лицо Фимки, Темку, сидящего в снегу, остальные лица. Отец когда-то сказал ему: «знать, что виноват ты и думать при этом о вине другого – подлость». Ваня тогда был маленький и не понял примеры, приведенный папой: нельзя говорить, что таким меня сделал реакционный прогнивший строй или лицемерное общество. И генетику с педагогикой тоже не надо привлекать. Всего этого Ваня не понял, зато запомнил главное: ты виноват – значит виноват.
И уж тем более он был уверен, что не скажет и другого. Не расскажет, из-за чего сорвал семинар. Потому что, в этом случае, он зря старался. Ладу высекут и, может еще больнее, чем, если бы она честно заявила, что не подготовилась. Пусть сейчас Аркадий Викторович говорит с ним как с равным, известно, кому лежать на скамье со спущенными штанами. И если он, зачарованный этим усталым голосом, этим уважительным тоном доверчиво расскажет все, очень скоро так же лежать и Ладе.
- Аркадий Викторович, - неуверенно начал Ваня. – Понимаете, все случайно произошло. Вы не поверите, я даже воробья поймал совсем случайно – хотите, расскажу как? Пока я готовил доклад, все думал, надо бы его закончить, ну… эффектно. Какой-нибудь пример из той эпохи. Красивый такой. И сделал так, по своей глупости… Был уверен, лента сразу отвяжется и никто не пострадает. Если бы знал…

.
Ваня чуть не шмыгнул носом (правда, нарочно) и опустил голову. Его взгляд прочно сосредоточился на сабо, которые он еще не вернул Тамаре.