Весьма непростой день..

[сэр Александр]

«Вот и верь после этого родственникам! Я адресовал письмо лично мальчишке и даже отметил это на конверте, на всякий случай – а эти дикари даже не посчитали нужным дать ему это прочесть. Воистину, джентльмены, очевидно, заканчиваются по эту сторону Тайна!»

Конечно, подросток мог бы соврать, чтобы избавить себя от чтения моралей и неприятного разговора о пунктуальности и послушании, но я, почему-то, был более склонен верить в порочность сводных братьев мальчика, нежели чем в то, что мне лгал сын моей сестры.

«Необходимо будет написать этим людям письмо и сообщить все, что я думаю об их честности! Если уж они не удосужились даже отдать парню письмо, солгав в такой мелочи, то что стоит думать о них вообще? Стоит ли, в таком случае, помогать новому лорду Камерону с долгами, если он не вполне этого заслуживает?»

- Ладно, не расстраивайся, мой мальчик, это вполне поправимо, я расскажу тебе, о чем говорилось в письме – примирительно проговорил я, дав себе зарок всенепременно заняться этим вопросом сегодня же по возвращении из клуба – финансовые вопросы не терпят отлагательств…

Не больше, во-всяком случае, чем вопросы родства.

[Бран]

Обрадованный тем что с него сняли все возможные подозрения, Бран расслабился и позволил себе откинуться на спинку, и пробормотал, почему-то – сам не зная, почему) – краснея:
- Да… Да, сэр, благодарю вас…
Облегчение от реабелитации совпало в нем с другим чувством, прямо противоположным – Бран знал, что основным признаком по которому взрослые обычно уличают мальчиков во лжи – это то, что соврав, ты неизменно краснеешь. поэтому предательская реакция собственного организма заставила его всерьез опасаться что дядя сделает вывод что он именно врет…

[сэр Александр]

Похоже было, что парнишка боялся меня едва ли не больше всего на свете. Или стеснялся, что было даже более вероятно, так как при любой возможности отвести взгляд Брэндон неизменно делал это. Что ж… Я ничуть не мог его в этом винить – едва ли я сам повел бы себя по-иному в таком возрасте и в подобной ситуации...

Понимать я это понимал, но сочувствовать и тем более – брать в расчет в конкретной ситуации какие-то эмоции ребенка – нет.

- Брэндон, будь добр смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю – сухо попросил я, не располагая начинать разговор раньше, чем увижу осмысленный взгляд мальчика. Бесполезно говорить что-либо в то время, когда тебя не слушают.

[Бран]

Брэндон поспешно поднял голову и посмотрел на дядю, однако тут же отвел взгляд в сторону; Для своего возраста он был достаточно скромен, даже слишком, пожалуй – в общении с взрослыми. Было бы намного вернее назвать его скорее неплохим актером чем хорошим и послушным ребенком… Впрочем он не затруднял себя раздумьями по этому поводу…
Вдобавок, дядя был ему едва знаком…
С третьей или четвертой попытки, впрочем Брану удалось сделать так, чтобы и дядя был доволен им и ему самому было не так сложно… Впрочем, если бы дядя знал, как именно мальчишка ухитрился выполнить столь сложное для него указание – представил, что на лбу у дядюшки у самого носа сидит муха и стал с энтузиазмом развивать эту мысль…

[сэр Александр]

Такая чувствительность, столь несвойственная для детей вообще и шотландцев в частности, заставила меня задуматься над тем, не было ли ошибкой брать его к себе - хотя бы без предварительных «смотрин», однако я поспешно отогнал от себя эту мысль – в конечном счете, мальчишка был не чужой мне. Как частенько говаривал мой отец – кровь – не водица. Поэтому, стараясь не обращать внимание даже на легкое косоглазие мальчишки, не замеченное мною раньше, я проговорил:

- Вот. Так-то лучше, Брэндон. Нам нужно поговорить относительно твоего будущего, мой мальчик. Надеюсь, ты понимаешь, почему я решил взять тебя к себе?

[Бран]

Муха в тот же момент была напрочь забыта – Бран против воли во все глаза уставился на дядюшку, гадая, какой бы ответ хотел бы услышать от него дядя.
Конечно, сам Бран хотел бы думать, что он нужен дяде только потому, что он его крови, а не из каких-либо других интересов, однако представить подобную заботу о себе со стороны человека увиденного им почти что впервые в жизни…
Это было очень маловероятно – вернее, почти совсем невозможно, однако другого обьяснения мальчик придумать не мог – разве что дядя решил взять его к себе слугой бесплатным, не более того… Но думать так было неприятно и Бран предпочитал вообще об этом не думать, а просто ждать развития событий… Вот оно и наступило…
- Я… Сэр… Я не знаю – тихо проговорил он и чуть наклонил голову, ожидая ответа.

[сэр Александр]

- Не знаешь, значит? – задумчиво переспросил я, кивнув. Признаться честно, я и сам не вполне понимал, зачем мне нужен этот мальчишка – у него была своя семья и они, вроде как, решили его судьбу сообразно своим возможностям. Однако, перебирая зачем-то письма своей сестры, которые я – все до единого, с первого и до последнего – хранил в эбонитовой шкатулке, в одном из ящиков в своем секретере – я неожиданно для самого себя принял решение взять этого мальчишку к себе.

Не теша себя иллюзиями, я понимал, что сделал это из уважения к памяти своей сестры, как бы последним проявлением своей любви к ней. Это было правдой для меня, но для мальчика, как мне показалось, это не годилось. По-крайней мере, в нынешнем виде:

- Я взял тебя потому, что очень любил твою мать. Она хотела… Вернее, пожалуй, хотела бы – как мне кажется – чтобы я взял тебя. И я этого хочу.

[Бран]

- Хотите? – недоверчиво переспросил Бран; дядя пока что не дал ему ответа ни на один вопрос, на который он хотел бы получить ответ, но даже осознание того, что он кому-то на свете нужен… Кроме него самого – это было…

[сэр Александр]

- Да – твердо ответил я, внезапно осознавая, что это и вправду так, и еще раз повторил – чуть мягче, но много более уверенно:

- Да. Я взял тебя к себе… Потому что ты брат моим детям. И потому, что твоя мать была моей сестрой – тоже. Именно поэтому ты будешь жить со мной под одной крышей, есть мой хлеб и станешь другом моему сыну – я не потерплю раздоров в доме! – объявил я, понимая, что несколько перегибаю палку, но менять что-либо было поздно – сказанного не воротишь, нужно продолжать:

- Спустя некоторое время я запишу тебя в школу, откуда впоследствии ты перейдешь учиться в Кембридж или университет Святого Андрея в Эдинбурге – в зависимости от того, каковы будут твои успехи. Я буду относиться к тебе точно так же, как отношусь и к своему собственному сыну – не лучше и не хуже. Буду хвалить тебя за успехи и наказывать за глупости… А ты… - я на мгновение запнулся, подыскивая определение и в конце концов сказал просто:

- А ты – ты будешь мне хорошим сыном.

[Бран]

- Да. Я взял тебя к себе… Потому что ты брат моим детям. И потому, что твоя мать была моей сестрой – тоже. Именно поэтому ты будешь жить со мной под одной крышей, есть мой хлеб и станешь другом моему сыну – я не потерплю раздоров в доме!

Бран внимательно слушал своего дядю, неотрывно смотря ему прямо в глаза. Конечно он слышал несколько не то, чего хотел бы услышать, но намного большее – чем рассчитывал. К концу фразы, правда, промелькнул как показалось мальчишке, какой-то легкий намек на то что он будет в дядином доме в роли нахлебника – Бран был не совсем уверен что понял сказанное – его уху был не вполне привычен английский язык Восточной Англии – в Лоуленде и Нортумбрии говорили совсем по-другому – но дядя сам внес понимание в свои слова:

- Спустя некоторое время я запишу тебя в школу, откуда впоследствии ты перейдешь учиться в Кембридж или университет Святого Андрея в Эдинбурге – в зависимости от того, каковы будут твои успехи. Я буду относиться к тебе точно так же, как отношусь и к своему собственному сыну – не лучше и не хуже. Буду хвалить тебя за успехи и наказывать за глупости… А ты… - я на мгновение запнулся, подыскивая определение и в конце концов сказал просто:

*Как к его сыну…* - эхом пронеслось в голове мальчика. Конечно на самом деле дядя Александр сказал ему намого больше но единственным что имело для Брана значение было это. *Его сыну…*
Мальчишка внезапно ощутил внутри знакомую холодную дрожь, и понял что сейчас заплачет, если не скажет хоть что-то в ответ на эти добрые слова…
- Я…

- А ты – ты будешь мне хорошим сыном.

Бран опустил глаза, скрывая сверкнувшую на ресницах влагу. Сын! Мог ли он – уезжавший в неизвестность, одинокий и никому не нужный, готовящий себя то к монастырской школе в далекой и ненавистной Ирландии то к тому, чтобы дядя просто прислуживать, чистить ботинки и носить уголь – мог ли он даже сметь думать о том, чтоб. Что он найдет себе отца – пускай только по названию – но разве это так мало?!...

[сэр Александр]

Мальчишке было непросто, я видел, как меняется выражение его лица с каждым новым сказанным мной словом – грустнеет, приобретает задумчивость, с трудом удержал губы на месте, когда мордочка племянника расплылась в довольной улыбке, а спустя мгновение эти же самые губы задрожали, а на глазах выступили слезы – что он, конечно же, поспешил скрыть, опустив глаза.

В тот момент я ощутил странное чувство – удивительно было одновременно ощущать неловкость и радость от того, что делаешь кому-то хорошо, что причиняешь радость – и одновременно – видеть слезы. Всерьез опасаясь что мальчишка, чего доброго, еще начнет лить слезы прямо на улице, я положил руку ему на плечо и слегка приобнял:

- Ну-ну, Брэндон. Все нормально, не стоит переживать… Не забывай – ты будущий мужчина, ты – сын своего отца, воин – негоже тебе плакать…

[Бран]

Возможно английские дети были устроены как то иначе но Бран, едва его пожалели и проявили участие, сочувствие, указали на вроде бы такие серьезные основания не реветь – Бран тут же громко всхлипнул и подавшись в сторону, уткнулся лицом в дядин гладкий сюртук…
Он не пролил ни слезинки на похоронах отца потому, что так было положено, с молчаливым фатализмом встретил все возможные обрушившиеся на него беды и как ему казалось вовсе разучился плакать…
Оказалось нет – совсем не разучился… Если бы дядюшка отвесил ему оплеуху он ей-Богу бы промолчал и не пролил бы ни слезинки, даже не пикнул бы, но ощутив на плече руку – сильную, твердую, мужскую, родную…

[сэр Александр]

Мальчишка совершенно неожиданно для меня совсем расклеился и заплакал, ткнувшись мокрым сопливым носом в мой новый костюм. Я на мгновение нахмурился – на мой взгляд, такое поведение со стороны почти взрослого подростка было совершенно не уместным – и уже было раскрыл губы, чтобы указать на это племяннику, но…

Не мог. Мальчишка настолько искренне и доверчиво ткнулся в мое плечо, облапив руками, что я попросту не смог… Да, не смог ничего с этим поделать – даже мой трезвый и расчетливый ум дельца с десятилетним опытом биржевой торговли ничего не смог возразить против такого проявления чувств; вновь положив уже поднятую для того, чтобы отстранить от себя Брэндона руку мальчишке на плечо, я неуверенно прижал его к себе:

- Не надо, мой мальчик. Не плачь, все пройдет...

[Бран]

- Не надо, мой мальчик. Не плачь, все пройдет...

Бран успокоился не сразу а только спустя несколько минут, но даже когда слезы иссякли далеко не сразу нашел в себе достаточно сил чтобы наконец отлипнуть от дядюшки.
Он уже давно успел отвыкнуть от всего этого – от заботы (пускай даже на словах), уверенности в том, что ты кому-нибудь нужен – после смерти отца новый лорд Камерон даже ни разу ни нашел нужным хотя бы поговорить с мальчиком, не говоря уже о чем-то большем. Бран его в общем не винил – у Ангуса были свои собственные дети а он – он просто сводный брат. И вдобавок младший. А с этим и вовсе совершенно никто не считается...
А тут… Совершенно незнакомый человек, дальний родственник – и вдруг… В корне души мальчишка опасался что это вот все может кончится в любой момент или что это сон, а он вот-вот проснетося и окажется что ничего этого нету – впринипе нету…
Хотя проснуться и узнать что все сон, Бран был совсем не прочь! Открыть сейчас глаза - и проснуться в собственой постели, часа в четыре - и вместе с отцом отправиться на охоту к Макензи или рыбачить на пруды старого сэра Саливана - тот дозволял всем ловить рыбу в них и не брал за это совершенно ничего и даже не гонял его и других мальчишек...
Бран открыл глаза. Никакого отца не было - и утра тоже, и рыбалки - только блестяще темно-серое сукно, пахнущее тем же, чем пах туман - углем сажей и дешевыми сосновыми дровами...

[сэр Александр]

Так мы и добирались до дома – я сидел, боясь лишний раз двинуться, чтобы не потревожить покой едва знакомого мне ребенка, хотя видит Бог, я никогда не отличался особым пиететом и щепетильностью по отношению к детям – а Брэндон доверчиво и совершенно естественно прижимался к моему плечу. Настолько, пожалуй, тесно, что не будь тумана, это бы наверняка отрицательным образом сказалось на моей репутации. Надо заметить, мне было несколько неуютно, но я понимал что мальчику это, вполне возможно, жизненно необходимо – и потому терпел.

В молочной мгле то и дело мелькали газовые курсовые фонари встречных экипажей, пару раз буквально из-под копыт лошади выскакивали люди, но к счастью, кажется, мы никого не задавили и даже не задели ни одного экипажа. Где-то вдалеке впустую гремел колокол пожарного экипажа – маловероятно было предполагать, что в таком тумане они найдут то, что предполагается тушить, а несколько раз экипаж замедлял ход и я понимал, что таким образом кебмен минует людные места, площади и перекрестки. Это был совершенно обычный прием для любого кучера – ни один владелец экипажа не стремился взять на службу лихача, который станет напропалую рисковать его жизнью – поэтому я знал, что на пути от Черинг-Кросс таких задержек будет от 3 до 5 – в зависимости от того, какой маршрут избререт кучер.

Наконец, мальчик все же успокоился и я мягко и ненавязчиво избавился от его объятий, поправил галстук и смявшуюся визитку и выглянул в небольшое окошко. Не в надежде что-либо увидеть – глупо было бы надеяться на это в такую погоду - просто для того, чтобы взять себя в руки:

- А в Шотландии случаются такие туманы, Брэндон?