Опасные игры

[Юрка]

- Ну тогда начнем
Борис Михайлович замахнулся, и прут со свистом опустился на мальчишеские ягодицы.
ХЛЕСТЬ!

- Аххххх...
Как ни готовься, все равно не подготовишься. К тому же, удар был действительно сильный. Очень сильный. Вопль я в себе кое-как удержал, но слезы закапали сразу.

ХЛЕСТЬ!
И сразу же третий.
ХЛЕСТЬ!

- Аааййй!
Когда два следующих удара легли почти без перерыва, удержать крик уже не удалось. Что ж он частит-то так? Невозможно же...
Я до боли закусил губу. Нет, надо терпеть, ведь это еще только начало...
А Зайцев, похоже, и не собирался снижать темп.

ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

- Ммммм...
Я чувствовал, что извиваюсь на скамейке и кручу попой, но удержаться и лежать спокойно просто не мог.

[Борис Михайлович Зайцев]

ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Нанеся еще три удара, Борис Михайлович взглянул на потрепаную розгу, и отбросив ее в сторону, пошел за новой.
- Попу руками не трогать и не вставать! - повелел он мальчишке - Сейчас продолжим.
Вытащив из ведра первый попавший под руку прут, учитель снова вернулся к лавке, только встал теперь по другую сторону.

[Юрка]

ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

Следующие три удара обрушились с той же скоростью. Я, как мог, загонял внутрь рвущиеся вопли. И, кажется, это пока удавалось. Я извивался, мычал и кусал губу, но пока не орал. Хотя, вроде бы, какая разница... Может быть, просто потому, что это был последний рубеж сопротивления, последнее, что давало ощущение: нет, они (взрослые, в смысле) не все могут со мной сделать. Кое-чего, все таки, не могут.

- Попу руками не трогать и не вставать! - повелел он мальчишке - Сейчас продолжим.

Вставать... Какое там, вставать... Мне сейчас было не до того. Мне сейчас было даже не до пылающей огнем попы, хотя больно было ужасно. Отдышаться бы... Лишь сейчас, когда последовала передышка, я понял, что все это время не дышал, слишком велико было напряжение, один вдох, и крик было бы уже не удержать.
Судорожно, со всхлипом, я несколько раз втянул в себя воздух. Дышал и никак не мог надышаться. Впрочем, времени на это почти и не было. Зайцев спешил так, будто ему премию за скорость платят. Не успел я толком очухаться, как он уже вновь появился с прутом.

Вытащив из ведра первый попавший под руку прут, учитель снова вернулся к лавке, только встал теперь по другую сторону.

Вот и передохнул.
Оставалось только снова закусить губу, вцепиться изо всех сил в края скамейки, да прижаться к ней покрепче, в ожидании продолжения.

[Виктория]

- Ну давай подождем - согласился Пашка, хотя очень тянуло уйти к себе и просто завалиться на кровать, поспать или просто полежать - не важно, главное уйти.

Ждать стоя было неудобно, но и сесть сейчас было невозможно. Идеальным вариантом конечно было бы лечь на живот, но диванчик напртив рыдальни никто не догадался поставить, так что пришлось оставаться там, где они и были, в надежде, что Борька не слишком долго будет мучить Юрку.

[Борис Михайлович Зайцев]

Сделав небольшой перерыв, дав мальчику отдышаться, Борис Михайлович снова занёс руку. Просвистев в воздухе, прут с новой силой обрушился на зад мальчишки, оставив после себя длинный бордовый след, наискосок перечеркнувший обе ягодицы.
ХЛЕСТЬ!
Мальчишка держался молодцом, хотя видно нелегко ему было. Но ни сочувствия, ни жалости учитель не испытывал. Там где дело касалось здоровья и жизни людей, он был беспощаден.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! - Нанёс он четыре сильных удара подряд, почти без перерыва, и снова остановился.

[Юрка]

Сделав небольшой перерыв, дав мальчику отдышаться, Борис Михайлович снова занёс руку. Просвистев в воздухе, прут с новой силой обрушился на зад мальчишки, оставив после себя длинный бордовый след, наискосок перечеркнувший обе ягодицы.
ХЛЕСТЬ!

К продолжению я подготовился очень вовремя. Зайцев начал снова и первый же удар был такой, что от боли в глазах потемнело. Кажется, я все же не заорал, но не потому, что сдержался, а потому, что просто задохнулся собственным криком. И наружу вырвался лишь глухой протяжный стон.
Но потом пошло еще хуже...

ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! - Нанёс он четыре сильных удара подряд, почти без перерыва, и снова остановился.

К концу этой серии меня просто выгнуло дугой, и я чуть не свалился с лавки на пол. Без передышки, без всяких пауз, за которые можно было бы вдохнуть или успеть расслабиться...
Эта боль вышибла из меня все последние мысли, остались одни ощущения. Я уже не думал о том, нужно мне сдерживать крик или нет, за что меня наказывают и что, вообще происходит.
Осталась невыносимая боль, сленый привкус крови на прокушенной губе, да твердое дерево скамейки, о которое я, извиваясь, время от времени ударялся лбом...

[Борис Михайлович Зайцев]

Наблюдая за реакцией мальчишки, Борис Михайлович решил что пора немного ослабить силу удара.
Сделав очередной небольшой перерыв, он нанес следующие пять ударов стараясь не слишком прикладываться и делая промежутки между ударами.

[Юрка]

Наблюдая за реакцией мальчишки, Борис Михайлович решил что пора немного ослабить силу удара.
Сделав очередной небольшой перерыв, он нанес следующие пять ударов стараясь не слишком прикладываться и делая промежутки между ударами.

Счет ударов я потерял давно, не до того было. Просто каким-то краешком сознания отмечал все новые и новые вспышки боли в и без того уже нестерпимо пылающей попе. А больше ни о чем не думал, даже о том, чтобы не кричать. Хотя, теперь это получалось само, на крик просто не было сил и я лишь глухо стонал, ощутив очередной удар...

[Борис Михайлович Зайцев]

Борис Михайлович монотонно отсчитал оставшиеся шесть ударов, каждый из которых сопровождался щелчком и новой отметиной на и без того напоротой попе мальчишки.
Последний удар, правда, был сильнее остальных и с оттяжкой. Таким образом учитель хотел закрепить пройденный урок и подвести итог всему наказанию. После этого он бросил потрепаную розгу в ведро для мусора и отошел к столу.
- Всё. Наказание oкончено. Поди умойся, если хочешь, и можешь быть свободен.

[Юрка]

Борис Михайлович монотонно отсчитал оставшиеся шесть ударов, каждый из которых сопровождался щелчком и новой отметиной на и без того напоротой попе мальчишки.
Последний удар, правда, был сильнее остальных и с оттяжкой. Таким образом учитель хотел закрепить пройденный урок и подвести итог всему наказанию. После этого он бросил потрепаную розгу в ведро для мусора и отошел к столу.
- Всё. Наказание oкончено. Поди умойся, если хочешь, и можешь быть свободен.

Больно... Больно... Больно... Как же больно-то...
Все, о чем я мог думать... Кажется, я издавал какой-то не то стон, не то вой... Не знаю точно, что было, не помню... Лишь спустя какое-то время, я осознал, что после особенно яростной вспышки новые импульсы боли прекратились... Кажется, этот что-то говорит... Я не разобрал толком, о чем он... Скорее, догадался, чем расслышал, что все закончилось... Неужели закончилось?... Еще с полминуты лежал, соображая и прислушиваясь.
Потом, все же, осознав, что все действительно закончилось, кое-как сполз со скамейки. Я чувствовал себя словно оглушенным и не очень соображал, что делаю. Впрочем, вполне успешно добрался до стула и забрал свою одежду. То, что на меня кто-то смотрит, было сейчас абсолютно безразлично...
Осторожно натянул трусы, стараясь не прикасаться к ягодицам, потом штаны. Проскользнула какая-то вялая мысль: хорошо, что не надел джинсы, их сейчас натянуть, наверное, было бы вообще невозможно...
Окончательно оделся и, кое-как, неловко переставляя ноги, отправился умываться.

[Борис Михайлович Зайцев]

Борис Михайлович сделал соответсвующую запись в журнале наказаний и теперь просто ждал, пока мальчик приведет себя в порядок и покинет комнату.
Торопить его он по понятным причинам не хотел.

[Юрка]

Борис Михайлович сделал соответсвующую запись в журнале наказаний и теперь просто ждал, пока мальчик приведет себя в порядок и покинет комнату.
Торопить его он по понятным причинам не хотел.

Я прикрыл за собой дверь и какое-то время тупо смотрел на умывальник, соображая, чего мне от него надо... Но постепенно мысли прояснялись. И это было не очень радостно, потому что больно было по-прежнему, о том, чтобы прикоснуться к попе, и думать-то не хотелось. А ведь еще надо будет как-то до комнаты дойти. Всё же, надо было как-то собраться, Вика с Пашкой наверняка никуда не ушли, значит... Значит выйти из надо достойно.
Я открыл кран, подождал, пока вода не пойдет совсем уж ледяная и старательно умылся. Глаза, конечно, останутся красные, но этим-то после рыдальни никого не удивишь. Блин, губа еще... Я ощупал прокушенную губу. Распухнет, зараза. А, ладно... Плевать.
Растерев лицо полотенцем, вышел из умывалки. Я уже пришел в себя достаточно, чтобы сказать:
- До свидания, Борис Михайлович.
Только голос был какой-то хрипловатый и тихий.
Потом шагнул за дверь. Пашка с Викой действительно ждали меня там. Я оглядел их и остановился, соображая, что сказать. По-настоящему достойно, на мой взгляд, было бы выйти отсюда с какой-нибудь шуточкой. Иногда такие вещи мне даже удавались. Только вот после сегодняшней порки никаких шуточек в голове не осталось.

[Виктория]

Время почему-то тянулось очень медленно, может это потому, что стоять было неудобно, но тем не менее казалось, что прошло уже минут 20, а этого было более чем достаточно.

Потом шагнул за дверь. Пашка с Викой действительно ждали меня там. Я оглядел их и остановился, соображая, что сказать.

Наконец-то дверь открылась и появился Юрка. Вика сделала было шаг навстречу, но замерла не зная что сказать. Похоже, что досталось ему сильнее всех. Оглянувшись на брата в поисках поддержки, она всё же задала вопрос:

- Ну как, Борька зверствовал? - стараясь говорить не громко из опасения, что учитель может выйти следом.

[Юрка]

- Ну как, Борька зверствовал? - стараясь говорить не громко из опасения, что учитель может выйти следом.

Я криво усмехнулся, но тут же и скривился. Усмехаться было больно, болела распухающая губа.
- Старался. Любит свою работу. Да ну его... Пошли отсюда, а?

[Пашка]

- Старался. Любит свою работу. Да ну его... Пошли отсюда, а?

- Пойдемте - подхватил идею Пашка. Ему уже давно нетерпелось уйти отсюда, и ушел бы он давно, если б не Вика.
- Слушай, Юрка, а чё у тебя все-таки не получилось с этим нитроглицерином?