К сожаленью, день рождения...

[Катя Симонова]

Ну конечно! Никто не дал ей и слова сказать! Никто не желает ее даже выслушать! Они думают наверно, что она водку из горла хлестала?! Ну и пусть! И она теперь тоже ничего рассказывать не буде...
Поток мыслей прервал щелчок и ремень проехался по тому же самому чувствительному месту, а потом еще раз и еще... Катька заорала с новой силой еще громче прежнего.
Никаких мыслей в голове уже не осталось, а все ее сознание заполонила эта ужасная непрекращающаяся боль.

[Николай Александрович]

Катька заорала с новой силой еще громче прежнего.

Честно говоря, я совершенно не хотел вникать в детали подростковой дурости: на спор ли пила Катя, из любопытства или случайно перепутала бокалы... Важно было то, что на детской вечеринке присутствовал алкоголь и Катя выпила достаточно, чтобы ей стало плохо. Всё! Остальное - это будут оправдания, которые только сильнее разожгут во мне злость.

Я решил, что к разговорам мы вернёмся, но не раньше, чем Катя получит ещё десяток-другой воспитательных ударов. Визги и громкий рёв в хорошо прослушиваемом кабинете меня нисколько не смущали. Даже Лидия Сергеевна - гораздо более мягкая по своей природе, сегодня была взвинчена настолько, что никуда не уходила. А если Надя уже приехала... что ж... придётся ей это слушать.

Отпустив Симонову на несколько секунд, я передвинул стоящий рядом стул и поставил его слева от девчонки.

- Катя, поднимайся. Животом на спинку стула, локти на сиденье.

[Лидия Сергеевна]

Судя по всему, в Катину выдержку Николай Александрович уже не верил, да и не было её совсем. Стоять без нормальной опоры было сложно. Не то чтобы спинка стула была намного более комфортным вариантом, но устоять девочке будет явно проще. И раз Николай Александрович решил не развивать разговор, а продолжить наказание, она настаивать не стала - решение за тем, у кого в руках ремень. А поговорить они всегда успеют.

[Катя Симонова]

- Катя, поднимайся. Животом на спинку стула, локти на сиденье.

С трудом разогнувшись, Катька медленно подошла к стулу. Получив кратковременную свободу, первым делом она завела руки назад. Под ладонями кожа ощущалась выпуклой и очень горячей. Нет, даже дотронуться больно. Она поскорее отдернула руки.
Вообще, сил на сопротивление у нее не осталось. Совсем. Для себя девочка решила, что не будет ничего просить, это бесполезно, все равно ее никто слушать не станет. Просто подошла к стулу, встала, как было велено и зажмурила глаза.
"Ну почему нужно так наказывать?! Да, я совершила ужасную глупость, но я же все поняла и даже извинилась! Что же теперь, убить меня надо? Зачем они ТАК со мной?! " - думала девочка, и от отчаяния слезы полились у нее из глаз еще сильнее.
Сейчас больше всего она хотела, чтобы этот кошмар поскорее закончился, а потом... А потом она с ними вообще разговаривать не будет, и руку на русском языке тянуть не будет. И на биологии тоже.

[Николай Александрович]

С трудом разогнувшись, Катька медленно подошла к стулу. Получив кратковременную свободу, первым делом она завела руки назад. Нет, даже дотронуться больно. Она поскорее отдернула руки ... встала, как было велено и зажмурила глаза.

Пока Катя готовилась, я переложил в руке ремень, сделав его покороче. Левую ладонь я опустил девчонке на поясницу, после чего прижал её к стулу, попутно натянув края трусов, которые теперь полностью исчезли между половинками. Дополнительный дискомфорт?.. Да, пожалуй. Но мы ведь не на банкете развлекаемся.

- Это будет за распитие спиртных напитков!

Больше я ничего говорить не стал - лишь немного наклонил голову, чтобы лучше видеть, куда попадает ремень. Ну, а дальше продолжилось методичное и очень болезненное полосование провинившейся задницы...

Ремень подлетал вверх и молниеносно приземлялся, впиваясь в мягкое место, щёлкая то звонко, то чуть приглушённо; от середины ягодиц и до самых ног следы превращались в одно сплошное пятно. Я не делал пауз, но и не частил, хотя и так было ясно, что если бы я Катю не держал, она бы уже давно подскочила и, закрываясь руками, прыгала бы на месте не в состоянии справиться с болью. Я это слышал и видел в её реакциях, сильно скованных из-за неудобного положения, в котором ей приходилось стоять. Но как бы ни было... устав мне позволял так её наказывать.

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

*ХЛЕСТЬ!*

После девятого удара я ненадолго остановился, понимая, что ребёнку нужна передышка. Внимательно осмотрев полосы - внизу уже очень вспухшие, я позволил девчонке вздохнуть и даже временно убрал с её спины руку.

- Учти, что мы ещё не закончили. Я даю тебе минуту немного успокоиться.

[Катя Симонова]

Стоять, прижатой к стулу было мягко говоря, некомфортно. Спинка стула немилосердно давила на живот, причиняя еще больший дискомфорт. Но хотя бы можно было уцепиться за сидение, что Катька и сделала.

- Это будет за распитие спиртных напитков!

Вот как! Маленький бокал превратился у них в спиртные напитки!
Но дальше развивать эту мысль не получилось, потому что противный ремень снова загулял по ее попе. Девочка уже не различала отдельные удары, все они слились в одну огромную боль, которую невозможно терпеть. Орать как резанная сил уже не было. Теперь она просто плакала в голос, увеличивая громкость, когда ремень попадал по особо чувствительным местам.
Наконец, она почувствовала, что ее никто не держит.

- Учти, что мы ещё не закончили. Я даю тебе минуту немного успокоиться.

Ну конечно нет! Когда уже все?! Минута - это так мало.
Выпрямившись, Катька принялась вытирать слезы рукавом. Очень хотелось пить, а еще больше хотелось исчезнуть отсюда куда подальше - на Луну, к черту - все равно куда!
Ей вдруг стало так себя жалко, что она закрыла лицо руками и жалобно, подрагивая плечами, заплакала, не истерично, а так как плачут маленькие дети.

[Николай Александрович]

Выпрямившись, Катька принялась вытирать слезы рукавом ... она закрыла лицо руками и жалобно, подрагивая плечами, заплакала, не истерично, а так как плачут маленькие дети.

Поставив руки на пояс, я какое-то время хмуро смотрел на Катю. Я не мог наверняка сказать, понимает ли она, почему я с ней так строг. С одной стороны, она с самого начала признавала, что сильно провинилась. Но с другой - посмела на меня злиться, грубить и капризно швырять тут свои вещи. Может быть, Катя считала, что попросить прощение после всех своих фокусов - достаточно, чтобы её простили и отпустили? И не важно, какое неуважение она выказала Лидии Сергеевне, попросту проигнорировав её запрет покидать школу. Не важно, что Лидия Сергеевна этим утром с ума сходила от беспокойства. Не важно, что, находясь под нашей ответственностью, она у какой-то подружки рисковала своим здоровьем... Ведь она попросила прощение. А мы не простили. И платить за содеянное не хочется. Злые мы, а не эгоистичная она.

Я обошёл стол и сел в кресло завуча, положив перед собой ремень. Теперь я мог гораздо лучше видеть лицо Симоновой. Подперев подбородок сложенными в замок руками, я молча ждал, когда Катя оторвёт от лица ладони и увидит, что я на неё смотрю.

[Лидия Сергеевна]

- Это будет за распитие спиртных напитков!

Лидия Сергеевна считала, что только за одно это Катя уже заслужила порку. Да, они не знали ни сколько она выпила, ни что конкретно, но Жанна Дмитриевна сказала, что девочке было плохо, так что хвалить её точно не за что.

Пространство вокруг было наполнено звуками приземляющегося на попу ремня и Катиным плачем, но это был один из тех случаев, который не будил в ней жалости, несмотря на то, что наказание было строгим.

[Катя Симонова]

Я обошёл стол и сел в кресло завуча, положив перед собой ремень. Теперь я мог гораздо лучше видеть лицо Симоновой. Подперев подбородок сложенными в замок руками, я молча ждал, когда Катя оторвёт от лица ладони и увидит, что я на неё смотрю.

А Катька все плакала и плакала, не в силах остановиться. Господи! За всю свою короткую жизнь она не пролила столько слез, сколько сегодня. Вот это поехала на день рождения, называется, вот и повеселилась!
Но и слезы скоро закончились. Теперь остались только отчаяние и страх.
Девочка смотрела на директора заплаканными глазами как кролик на удава. Что от него можно было теперь ожидать, она даже не представляла.

[Николай Александрович]

Девочка смотрела на директора заплаканными глазами как кролик на удава.

Наконец-то Катя сумела успокоиться. Я тяжело вздохнул и, продолжая сверлить ребёнка взглядом, занял более привычную для себя позу: откинулся на спинку кресла и, чуть сместившись влево, опёрся о подлокотник рукой. Пальцами правой руки я принялся тихо постукивать по столу.

- Вот скажи мне... - девчонка стояла перед мной наполовину раздетая, испуганная, с красным носом и с довольно красной задницей. Но если стул скрывал от меня её спущенные штаны, то заплаканные глаза спрятать ей было некуда. - Ты понимаешь, что между моей непреклонностью... когда ты просишь меня остановиться... или позволить тебе что-то объяснить... дать подняться, выслушать, поверить... между моим категорическим отказом во всех твоих просьбах и твоим категорическим отказом принять терпеливые объяснения Лидии Сергеевны, не разрешившей тебе никуда ехать, отказом её слушаться... на самом деле есть связь.

- Я прекрасно знаю - тебе сейчас очень больно... Ты плачешь и, может, даже взращиваешь на меня обиду... - я согласно кивнул. - Представь себе, что нам тоже бывает и больно, и обидно, когда после всех объяснений - обоснованных и подкреплённых правилами, после... в принципе, хорошего к вам отношения, мы видим, до какой степени вам безразличны наши чувства. Что желание поступить по-своему для вас в разы важнее потери нашего доверия...

[Катя Симонова]

- Вот скажи мне... Ты понимаешь, что между моей непреклонностью... когда ты просишь меня остановиться... или позволить тебе что-то объяснить... дать подняться, выслушать, поверить... между моим категорическим отказом во всех твоих просьбах и твоим категорическим отказом принять терпеливые объяснения Лидии Сергеевны, не разрешившей тебе никуда ехать, отказом её слушаться... на самом деле есть связь.

Ох, разговаривать совсем не хотелось. Но Катя была все-таки довольно сообразительной, и сразу поняла, что говорить придется. Иначе, можно вообще отсюда живой не выйти. А связь... ну тут и ежу понятно: конечно такая связь существует. Она не послушалась, сделала все по-своему, да еще и истерику устроила, идиотка! Вот и получила! И судя по всему, это ещё не конец!
Прежде всего надо было успокоиться и взять себя в руки. Она глубоко вздохнула, а затем, покосившись на ремень, лежащий на столе ( ужас! ), проговорила:
- Понимаю... Я понимаю, что поступила плохо... очень плохо. Но я очень сожалею об этом, правда!
Девочка заставила себя посмотреть директору прямо в глаза. Потом опустила голову - все равно не поверят!

- Я прекрасно знаю - тебе сейчас очень больно... Ты плачешь и, может, даже взращиваешь на меня обиду... - я согласно кивнул. - Представь себе, что нам тоже бывает и больно, и обидно, когда после всех объяснений - обоснованных и подкреплённых правилами, после... в принципе, хорошего к вам отношения, мы видим, до какой степени вам безразличны наши чувства. Что желание поступить по-своему для вас в разы важнее потери нашего доверия...

Да, было очень больно, но она старалась по возможности не обращать на это внимание. Но сильнее всего ее мучила другая боль - душевная, и это было гораздо хуже. Вот как дир озверел на нее. Да и Лидия Сергеевна сидела с каменным лицом, не выражая ни капли сочувствия. А ей, Кате, разве не обидно, когда не верят и не понимают?!

[Лидия Сергеевна]

Завуч слушала слова Николая Александровича и мысленно кивала. Да, именно в этом вся проблема - дети эгоистичны и им никогда нет дела до чувств взрослых. Для Кати эта поездка была просто целенаправленным нарушением правил в угоду своим желаниям, но в её голове даже не мелькнула мысль о том, что её рано или поздно будут искать, волноваться, переживать. Лидии Сергеевне казалось, что хотя бы сейчас, когда девочке сказали об этом, она хоть ненадолго представит себе состояние учителя, который не знает где искать ребёнка без связи в огромной Москве. Но нет... Нет! НЕТ!!! Катя не сказала об этом ни слова, такое ощущение, что всё, что говорил Николай Александрович прошло мимо её ушей. Нет, она конечно повторила, что "поступила плохо", но никакого понимания в этом завуч не видела. Заезженная пластинка со словами "простите, я больше не буду".

Лидия Сергеевна встала с дивана, подошла к своему столу сбоку и оперевшись на него руками, тоже постаралась заглянуть Кате в глаза. Да, наверняка ей сейчас было очень неприятно под двумя парами пронизывающих глаз, но очень хотелось заглянуть девочке в душу и увидеть что же действительно там происходит внутри и о чём она думает.

[Николай Александрович]

- Понимаю... Я понимаю, что поступила плохо... очень плохо. Но я очень сожалею об этом, правда!
Девочка заставила себя посмотреть директору прямо в глаза. Потом опустила голову.

Лидия Сергеевна встала с дивана, подошла к своему столу сбоку и оперевшись на него руками, тоже постаралась заглянуть Кате в глаза.

Мне не нравился ответ Симоновой... Всё это я уже от неё слышал. И сколько бы раз она ни повторяла, как сильно она сожалеет о содеянном, я воспринимал это только как сожаление ввиду неудачного возвращения в школу. Возможно, я ждал от неё другой реакции. Другого понимания. Возможно, я ждал от неё отдельной просьбы простить её, обращённой лично к Лидии Сергеевне.

Лидия Сергеевна как раз встала рядом.

- В субботу твоё желание сбежать, - повторил я, чтобы Симонова перестала зацикливаться на своём раскаянии и увидела картину целиком, - для тебя было важнее потери нашего доверия. Ещё раз, Катя: ты в результате потеряла... наше доверие. К сожалению, именно доверие - это такая вещь, которую очень сложно вернуть. Ни словами, ни слезами - доверие можно вернуть только поступками. Это раз.

Я не спешил продолжать. У детей прослеживалась тенденция запоминать только последнее из всего сказанного, а мне хотелось, чтобы Катя задумалась и задумалась серьёзно, чего она на самом деле добилась.

[Катя Симонова]

Очень неуютно было стоять вот так, перед двумя взрослыми, которые сверлят ее взглядом и норовят заглянуть прямо в душу.

В субботу твоё желание сбежать, - повторил я, чтобы Симонова перестала зацикливаться на своём раскаянии и увидела картину целиком, - для тебя было важнее потери нашего доверия. Ещё раз, Катя: ты в результате потеряла... наше доверие. К сожалению, именно доверие - это такая вещь, которую очень сложно вернуть. Ни словами, ни слезами - доверие можно вернуть только поступками. Это раз.

Так вот почему они мне не верят! Я же доверие потеряла! Но пока девочка не очень понимала какая связь существует между тем, что она уехала без разрешения и потерей того самого доверия. Она ведь Лидии Сергеевне ничего такого не обещала. Да и какой поступок можно совершить, чтобы это доверие вернуть. Может дело в том, что раньше они думали, что если ей запретили поехать одной, то она послушается, а теперь ей больше не поверят? Или здесь что-то другое?
Но свои сомнения она решила оставить при себе. И спрашивать ничего не стала - побоялась, что на нее снова начнут кричать. Было ясно, что надо будет извиниться по-нормальному, и в первую очередь перед Лидией Сергеевной, но какие слова подобрать, чтобы ей поверили сейчас? Понятно, что "Простите, я больше не буду" не сработает, здесь надо что-то другое, но что именно? Так пока ничего не придумав, Катя стояла, низко опустив голову и ждала продолжения разговора.

[Николай Александрович]

Катя стояла, низко опустив голову и ждала продолжения разговора.

Катя молчала...

- Начиная с сегодняшнего дня, Лидия Сергеевна и я будем знать, что ученица шестого класса "А" Симонова Катя способна нарушать строжайшие запреты, когда ей очень сильно чего-то захочется. А ведь всем, кого мы зачисляем сюда, мы априори доверяем. Потому что вы читаете устав, вы с ним соглашаетесь, и пока вы не выкидываете что-то из ряда вон выходящее, у нас нет повода вас ни в чём подозревать. Теперь же в отношении тебя этот повод появился. Это касается не только очередного побега - это теперь касается всего. Что бы ни случилось, по крайней мере в ближайшие несколько месяцев, ты, Катя, у нас будешь первой в списке подозреваемых.

- Приятно тебе это осознавать? Приятно, что мы отказываемся слепо верить твоим обещаниям, помня, что когда тебе очень сильно чего-то захочется, ты скажешь и сделаешь всё, чтобы получить желаемое? А, может, сейчас ты просто хочешь, чтобы тебя поскорее отпустили? - я вопросительно поднял брови. - Ради этого говоришь правильные вещи... Напомни мне, пожалуйста, какое это по счёту для тебя наказание?