Нелепица! :)

[повариха Фёкла]

- Спасибо, - я поднялся, несколько виновато глядя на оставленную за собой не только посуду, но и еду. Положив свою ладонь на локоть повара, я задержал на женщине взгляд, как бы извиняясь за всё причинённое беспокойство, после чего направился к двери. - Заранее спокойной Вам ночи! Завтра для нас всех будет новый день...

Попрощавшись с директором, Фекла быстро убрала все со стола, помыла тарелки и уселась в конце рабочего дня попить давно заслуженный чай с печеньем. На душе у нее стало хорошо...

[Николай Александрович]

Не встретив по дороге никого, я поднялся по лестнице и, не заходя к себе, остановился перед медкабинетом. Надо было померить давление, успокоиться на этот счёт самому и успокоить Таню - я знал, что за меня сегодня многие переживали. Я постучал.

- Это Николай Александрович, - без разрешения я дверь открывать не стал. Всё-таки вечер... Мало ли чем занята девушка, не ожидающая посетителей...

[Татьяна]

Стрелки подпозали к 9 и Таня ждала, что вот-вот зайдёт Николай Александрович. Конечно она допускала, что он может так крепко заснуть, что встанет только по будильнику, поэтому минут 15 она ему ещё точно давала, не позволяя себе проявлять беспокойство. Пока же она наслаждалась тишиной - после того, как Анна Романовна увела Сашу, в изоляторе никого не было.

- Заходите, - крикнула она, услышав стук и, встав, пошла к двери. - Как вы себя чувствуете? Получше? - вид у директора был усталый, но той болезненной бледности, которая пугала до этого, уже не наблюдалось.

[Николай Александрович]

- Заходите, - крикнула она, услышав стук и, встав, пошла к двери. - Как вы себя чувствуете? Получше?

- Однозначно, - я улыбнулся и прошёл внутрь. Прежде чем заговорить о себе, я вопросительно указал на дверь изолятора. - Мы сейчас одни?

[Татьяна]

- Однозначно, - я улыбнулся и прошёл внутрь. Прежде чем заговорить о себе, я вопросительно указал на дверь изолятора. - Мы сейчас одни?

- Очень рада это слышать, - девушка искренне улыбнулась и проследив за взглядом Николая Александровича, кивнула: - Да, одни, Саша давно у себя в комнате. Давайте всё же померяем давление.

[Николай Александрович]

- Очень рада это слышать, - девушка искренне улыбнулась и проследив за взглядом Николая Александровича, кивнула: - Да, одни, Саша давно у себя в комнате. Давайте всё же померяем давление.

- Как она? - я снял пиджак, повесив его пока на стул, а сам присел на кушетку.

[Татьяна]

- Как она? - я снял пиджак, повесив его пока на стул, а сам присел на кушетку.

- Пришлось ей помочь успокоиться, а то она себя уже так накрутила, что просто не в состоянии была, - Тане не очень хотелось говорить про Сашу, почему-то она боялась, что у Николая Александровича может опять скакануть давление.

- Так, посмотрим, как действует чудо-лекарство, - она померила давление и удовлетворённо кивнула. - Ну вот, теперь я могу за вас не волноваться.

[Николай Александрович]

- Пришлось ей помочь успокоиться, а то она себя уже так накрутила, что просто не в состоянии была. Так, посмотрим, как действует чудо-лекарство.
- Ну вот, теперь я могу за вас не волноваться.

Теперь и я за себя мог не волноваться... Я устало кивнул, оставаясь сидеть на кушетке, полностью доверяя сообщению о том, что всё хорошо. В любом другом случае я бы проверил лично, чтобы удостовериться, что это так. Сейчас же я просто сидел, не торопясь подниматься... надевать пиджак... благодарить Таню... прощаться с ней... делать всё это на автопилоте, потому что так было надо. Мои мысли были о Саше, но и они почти незаметно для меня тонули в усталости, окутывающей мой мозг. Нет, я не засыпал на ходу, но я уже давно находился в каком-то своём мире - сером и безнадёжном, в пустом пространстве, где не было ничего, кроме тяжести в шейных позвонках, уставших носить на себе забитую проблемами голову. Я отдал сегодняшним событиям всего себя и на последний рывок - на разговор с Романовой - у меня не осталось внутренних ресурсов. Мой самолёт наконец совершил посадку - достаточно благополучную, учитывая радость в голосе медсестры. Я посмотрел на Таню и, ещё раз кивнув, заставил себя встать на ноги.

- Таблетку я выпил... - отчитался я, протягивая руку за пиджаком.

[Татьяна]

- Таблетку я выпил... - отчитался я, протягивая руку за пиджаком.

- Отлично! - глядя на Николая Александровича её радость немного поутихла. Она видела с каким трудом ему даются самые простые действия. Усталость - штука коварная, а когда ещё и недосып... - Вам надо бы ещё поспать, - сказала она, протягивая директору пиджак, - часов этак 12-15, чтобы организм действительно отдохнул.

[Николай Александрович]

- Вам надо бы ещё поспать, - сказала она, протягивая директору пиджак, - часов этак 12-15, чтобы организм действительно отдохнул.

- Дома так и сделаю... Спасибо, - я взял у Тани пиджак, но надевать его уже не стал. - Лиза... Елизавета Сергеевна... приедет через час. Ругалась, что я сразу не сообщил ей о том, что мне надо завтра к врачу попасть. Зато теперь у меня будет возможность выспаться, зная, что с утра мне никуда не надо, - я улыбнулся и направился к двери. - Попытаюсь взять больничный до конца недели... Спасибо за всё...

[Татьяна]

- Вы будете в надежных руках! - Таня не очень хорошо знала жену Николая Александровича, но слышала о ней только хорошее и не сомневалась, что она о нём позаботится. - Отдыхайте, восстанавливайте силы и здоровье! - девушка хотела добавить "гимназия без вас не рухнет", но потом вспомнила как сейчас выглядит лестница и решила промолчать. - До свидания!

[Николай Александрович]

- Вы будете в надежных руках! Отдыхайте, восстанавливайте силы и здоровье! До свидания!

- До свидания...

Я зашёл к себе в кабинет, не зная, как мне лучше поступить. В приёмной было темно, и вряд ли в такое время меня кто-то мог потревожить. Можно было выключить свет и в кабинете, после чего ещё час подремать, предварительно отправив Лизе сообщение, чтобы заходила и будила... Повесив пиджак в шкаф, я достал подушку и тяжело опустился на диван. Мягкая, уютная подушка чуть ли не в голос манила меня пристроить на ней голову. Уговаривал то же самое сделать и мой внутренний голос. Однако острое чувство ответственности за детей, по крайней мере до тех пор, что я находился на рабочем месте, не позволяло мне беспечно отправлять проблемы в сад и поддаваться сиюминутному желанию, как бы плохо мне при этом ни было. Поэтому я не ложился, но продолжал сидеть, невидящим взором глядя на дверь. Если я продолжу тянуть время, Саша тоже ляжет спать. Ещё не факт, что уже не легла. После такого дня это было бы естественно...

Мне нужно было открыть в себе второе дыхание. Силой воли вызвать этот временный прилив энергии. Я не думал, что с Сашей у меня выйдет задушевный разговор, ибо для неё я сейчас был ужасным человеком, которого можно было только бояться и ненавидеть. Откровенно говоря, сама Саша тоже не вызывала в моём уставшем сознании какой-либо симпатии, но я был старше и мудрее и я за неё всё ещё отвечал. Мне нужно было убедиться, что с ней всё в порядке настолько, насколько это возможно при данных обстоятельствах. В общем, второе дыхание я собирался искать по пути на третий этаж.

Я с превеликим трудом опять поднялся. Поправил рубашку и вышел в приёмную. Зажёг свет. У Нади нашёл списки учащихся и их комнаты. 319-я... Вроде бы в начале коридора... Заглянув по пути в туалет и умывшись там холодной водой, я почувствовал себя немного бодрее.

- Саша! - я постучал достаточно громко, чтобы девочка меня услышала. - Это Николай Александрович. Нам надо поговорить.

[Романова Сашка]

- Саша! - я постучал достаточно громко, чтобы девочка меня услышала. - Это Николай Александрович. Нам надо поговорить.

Сашка давно уже не рыдала и не рассыпала вокруг себя злобу и проклятия. И даже мысли о том, чтобы всем назло выброситься в окно, ее покинули, когда она постояла перед ним, думая о маме, а по честному - зная наперед, что никогда этого не сделает. Ей ОЧЕНЬ хотелось устроить жуткую пакость всем учителям и директору в первую очередь, но жертвовать ради этого жизнью... Помусолив эту мысль, несчастная Романова рассмеялась истерично, но уже без особого остервенения в жестах. Танькины капли сделали свое дело - Сашка бесилась больше по инерции. Она тщетно выдумывала месть... В то же время она хотела позвонить маме и пожаловаться, но ей было страшно признаваться в том, что они вчера вытворили, стыдно рассказать, как ей сегодня накостыляли, как она плакала, как ненавидела эту гимназию! Если бы кто-то другой рассказал маме, а она бы просто потом маму обняла и больше ничего ей не нужно было объяснять, на таких условиях она бы согласилась вывернуть всю правду наружу. Но сама - нет. Сама она будет молчать, а на уроки завтра не пойдет! Она вообще больше не собиралась тут ничего делать. Зато было что-то, что она могла предпринять с большой охотой - затеять демонстративную голодовку. Да! Сегодня она вообще не ела. И завтра не будет! И послезавтра! Закроется у себя и будет сидеть безвылазно в этих стенах, пока не приедет мама.
Но тогда она все узнает... И будет переживать...

Стук в дверь прервал мрачные думы. Кто сюда пожаловал??? Директор? Ее бросило в холодный пот. Она лежала на кровати задом кверху и жалела себя на все лады. ЕГО она тут точно видеть никогда не хотела!
"Не открою!" - решила Сашка и повернулась к стенке. При этом на пол упал ее телефон, издав предательский звук... Вот зараза! Решимость решимостью, но Сашке стало опять страшно. А вдруг он сможет открыть дверь без ее соплей и потом потащит ее задницу в рыдальню? Она сползла с кровати, прошлепала босыми ногами к двери и ее распахнула. Но приглашать к себе не собиралась. Прошлепала обратно к кровати, легла и затаилась. От всех этих движений попа снова заболела. Сашка не удержалась и пустила в подушку крупную слезу. Ее сердце бешено колотилось...

[Николай Александрович]

"Не открою!" - решила Сашка и повернулась к стенке. При этом на пол упал ее телефон, издав предательский звук... Она сползла с кровати, прошлепала босыми ногами к двери и ее распахнула. Но приглашать к себе не собиралась. Прошлепала обратно к кровати, легла и затаилась.

Однако... Я постоял в коридоре пару секунд, глядя на распахнутую передо мной дверь. Как же мне это напомнило мою дочь Сашу в этом же возрасте. Да и имя такое же... Сделав глубокий вдох, я вошёл и включил свет. Романова ещё не спала - это было видно по тому, как она меня встретила. Я оглядел комнату и её - спрятавшуюся от меня под одеялом. Затем вернулся к двери, чтобы её закрыть.

- Спасибо, что впустила, - я отметил, что в моём голосе сама собой зазвучала строгость. Я не пришёл сюда Сашу ругать или жалеть. Не в том я был для этого состоянии. Но поведение обиженного на весь свет ребёнка поощрять тоже не собирался. У неё были причины так себя вести. У неё также были причины вести себя совсем иначе. Если она выбирала винить в своих бедах всех, кроме себя, - то я ничего с этим сделать не мог. Хотел ли? Не хотел. Я не хотел перевоспитывать девочку, которую за двенадцать лет мама не научила ни признавать свои ошибки, ни уважать людей, ни принимать достойно заслуженное. Как бы ни было, гимназия - это школа, а не исправительная колония. Саша, к счастью, не сирота. Вот пускай мама и разбирается с тем, как воспитала своего ребёнка.

- Как ты себя чувствуешь?

[Романова Сашка]

Сделав глубокий вдох, я вошёл и включил свет.
- Спасибо, что впустила. Как ты себя чувствуешь?

На подушку закапали горячие злючие слезы. Сашка поняла, что жалеть ее не будут. И даже выражать сожаление о том, до чего ее в своей дурацкой гимназии довели! А у нее, между прочим, вся попа синяя! Даже кровь была! Ей до сих пор больно ходить и невозможно нормально сидеть! Это кого-нибудь волнует? Конечно, вопрос директора был как раз об этом, но Сашка видела все по-своему. Пришел узнать, не мало ли ей досталось?
Она ничего ему не ответила.