Grab & Grind для новичка

[Тимофей Астафьев]

Потому что то, что сейчас было, может повториться - и тогда я буду вынужден снова превратиться в воспитателя, чьей задачей является наказывать. Я не хочу, чтобы ты здесь плакал или чтобы тебе было больно и страшно...

На этих словах Тим поежился.
- Я понимаю, - прошептал Астафьев, а потом решил повторить то же самое вслух. Зря: голос был сиплым и непослушным после слез.
Он не был согласен, что Николай Александрович точно так же рассердился бы, узнав о скейте потом. Все же одно дело увидеть своими глазами, быть вынужденным резко тормозить или... узнать о его покатушках по слухам, по рассказам других детей.
Все было бы не так, если бы не случайное стечение обстоятельств. Как глупо...
Если бы Тим предвидел последствия, он бы не пошел кататься, теперь он был в этом уверен. Что ему стоило подождать, пока погода наладится?

Я немного отстранил мальчика от себя и заглянул в его заплаканные глаза.

Ответив на взгляд, мальчишка тут же потупился. Он чувствовал себя словно раздетым.

[Николай Александрович]

- Я понимаю, - прошептал Астафьев, а потом решил повторить то же самое вслух. Зря: голос был сиплым и непослушным после слез.
Ответив на взгляд, мальчишка тут же потупился.

- Учти, мой мальчик, - мой тон стал чуть более строгим, - в следующий раз я твоё наказание уменьшать не буду. Сегодня я сделал исключение лишь потому, что для тебя это было впервые. Но зато теперь ты всё хорошо понимаешь, и я ожидаю от тебя другого поведения. Более ответственного.

[Тимофей Астафьев]

- Учти, мой мальчик, - мой тон стал чуть более строгим, - в следующий раз я твоё наказание уменьшать не буду. Сегодня я сделал исключение лишь потому, что для тебя это было впервые.

Ноздри Астафьева дернулись, с силой потянув воздух. Николай Александрович заговорил об исключении, и вдоль позвоночника опять прокатилась горячая волна. Исключение! Да, конечно. Если бы он не расплакался, не было бы никаких уменьшений. Взрослый его пожалел, потому что он безобразно распустил сопли... Гадко это было осознавать.
Ничего не ответив, Тим кивнул в подтверждение того, что теперь он все хорошо понимает.

[Николай Александрович]

Ноздри Астафьева дернулись, с силой потянув воздух. Николай Александрович заговорил об исключении, и вдоль позвоночника опять прокатилась горячая волна.
Ничего не ответив, Тим кивнул в подтверждение того, что теперь он все хорошо понимает.

Разумеется, я не мог не заметить реакцию на свои слова. Но я ничего с этим делать не стал. Мальчишке в первый раз не повезло познакомиться именно с тростью, под которой рыдали абсолютно все. У него не было шанса вытерпеть наказание без слёз.

- Так... - я наконец выпустил Тима из объятий, вернувшись к делам насущным: - Ты уроки на завтра сделал?

[Тимофей Астафьев]

- Так... - я наконец выпустил Тима из объятий, вернувшись к делам насущным: - Ты уроки на завтра сделал?

Директор его выпустил, и какое-то мгновение Тим чувствовал пустоту на месте тяжелых ладоней. Мир потихоньку обретал свои привычные очертания. Вот и уроки... Уроки, уроки. Тим еле вспомнил, какие завтра уроки, и надо ли их готовить. Эта встряска с поркой на директорском столе подействовала на него сильнее, чем можно было ожидать.
- Не все. Еще кое-что осталось, - врать Тим не видел смысла: уроки он обычно делал ближе к вечеру, и на плохую успеваемость не жаловался.

[Николай Александрович]

- Не все. Еще кое-что осталось.

- Хорошо... - я слегка улыбнулся. - Забирай свои вещи. И не забудь, что по литературе вам было задано выучить стихотворение. Я завтра буду тебя спрашивать.

[Тимофей Астафьев]

Я завтра буду тебя спрашивать.

Это предупреждение Тим заценил. Стихотворения ему обычно не нравились, и он учил их без энтузиазма, задалбливая как попугай. Поэтические красоты и лирические переживания в стихах были пока мальчишке не доступны.
Тим забрал свою толстовку, надел, не став скидывать капюшон. Сунул телефон в карман, взял еще салфетку, насухо вытирая нос. Ему предстоял скорбный путь из кабинета в свою комнату, и Астафьев не хотел, чтобы кто-то еще видел его заплаканным.
Тим двинулся на выход. Движения причиняли боль, но он старался идти как обычно. В дверях он остановился и скомканно пробормотал:
- До свидания...

[Николай Александрович]

Тим забрал свою толстовку, надел, не став скидывать капюшон. Сунул телефон в карман, взял еще салфетку, насухо вытирая нос.
В дверях он остановился и скомкано пробормотал:
- До свидания...

- До свидания, - попрощался я с Астафьевым.

Пока мальчик одевался, я молча за ним наблюдал. Сейчас в учебном корпусе было уже пустынно, но зато было оживлённо в остальных частях здания. Тима это явно заботило. Я вздохнул, закрывая за ним дверь. Отправив трость обратно в шкаф, я подвинул телефон на его привычное место и, только сев за стол, заметил мокрое пятно на своей рубашке. Тимофей, конечно, успел наплакаться... Сейчас придёт к себе и ещё из-за скейта своего раскиснет...

Не отдам. Это решение я принял ещё на улице, и оно было твёрдым.

[Тимофей Астафьев]

- До свидания, - попрощался я с Астафьевым.

Тим добрел до своей комнаты. По пути кто-то не в меру любопытный поинтересовался, что с ним приключилось, но Астафьев не пожелал вступать в контакт, бросив короткое "отвали". У себя он закрылся на два оборота ключа, постоял, не зажигая света.
Хорошо было остаться одному после встречи с директором, после шумного коридора, где вечерний кавардак только набирал силу.
За окном снова пошел снег. Тим устроился на кровати, стараясь не давить на избитые места, опираясь плечом о стену. Sing me to sleep, sing me to sleep, and then leave me alone - вкрадчиво пели в наушниках. Такое уж у него было настроение, сидеть в темноте и слушать грустные песни.
Должен ли он был стать другим после этой порки? Что вообще поменялось? Тим не смог бы сформулировать это даже для себя, теперь он чувствовал усталость и опустошенность.
Но все когда-нибудь заканчивается, кончился заряд у его телефона, и Астафьев, включив настольную лампу, стал долдонить стихи, за которые впоследствии получил законную четверку.

Ту пятницу он плохо запомнил, если не брать в рассчет неудобства на жестких ученических стульях. Тим как будто притих, и хотя его комната без скейта казалась пустой, он провел там большую часть времни.
В субботу он пропустил завтрак, еле заставил себя встать, сходил на английский, чучелом отсидев сорок пять минут. Голова раскалывалась, на информатике он не справился с заданием, а на физру решил не ходить вовсе. Переживет Юрий его отсутствие. Он полежит и все пройдет. У себя Тим забрался в кровать. Его знобило, и надо было бы взять какую-нибудь таблетку от головной боли, но Тим оставлял это на потом.

[Николай Александрович]

- Юрий Васильевич! - я зашёл в спортзал. Проходя мимо бегающих с мячом детей из шестого класса, я про себя отмечал, кого вижу: Зайцева... Елисеев... Поляков... Осипова... Типанова... - Доброе утро! - с учителем мы ещё не виделись. - Я к Вам зашёл узнать, не у Вас ли сейчас журнал 8 "А"? Хотел наконец сесть и нормально его заполнить, но в учительской его нет.

[Юрий Васильевич]

- Юрий Васильевич! - я зашёл в спортзал. - Доброе утро! - с учителем мы ещё не виделись. - Я к Вам зашёл узнать, не у Вас ли сейчас журнал 8 "А"? Хотел наконец сесть и нормально его заполнить, но в учительской его нет.

- Доброе! - кивнул я директору и подошёл ближе. Задание у детей было, так что я вполне мог ненадолго отвлечься. - Да, у меня, я что-то на перемене не успел никуда из зала выйти, а восьмой класс так быстро испарился, что и попросить было некого, перемена-то маленькая.

Я посмотрел в зал и конечно же сразу заметил несколько любопытных носов, пытающихся разнюхать зачем пришёл Николай Александрович и позабывших о мяче.

- Продолжаем, продолжаем! - обратился я к детям своим хорошо поставленным голосом, который было прекрасно слышно в любом уголке зала. - Сейчас принесу, - уже тише ответил я коллеге.

[Николай Александрович]

- Да, у меня, я что-то на перемене не успел никуда из зала выйти, а восьмой класс так быстро испарился, что и попросить было некого, перемена-то маленькая.
- Продолжаем, продолжаем! - обратился я к детям своим хорошо поставленным голосом, который было прекрасно слышно в любом уголке зала. - Сейчас принесу, - уже тише ответил я коллеге.

- Спасибо, - я повернулся к детям и принялся наблюдать за их игрой. Крючков совершенно не умел ловить мяч. Он, похоже, и не хотел уметь... Очень проворным казался Навицкий... А Зайцева для своего роста прыгала высоко, молодец! Как-то незаметно для себя я стал искать глазами Астафьева. Я помнил, что он рассказывал мне про физкультуру, и тут выпала возможность посмотреть, как он справляется. Но глаза мои переходили от одного ребёнка к другому, а Тима я не видел...

[Юрий Васильевич]

Я дошёл до тренерской и взял журнал со стола, который я так и не успел заполнить. Не страшно конечно, позже возьму и доделаю, хотя предпочитал я делать всё сразу.

- Держите, - под взором Николая Александровича в зале царила идиллия, никто не филонил, наоборот, некоторые прикладывали даже дополнительные усилия.

[Николай Александрович]

- Держите, - под взором Николая Александровича в зале царила идиллия, никто не филонил, наоборот, некоторые прикладывали даже дополнительные усилия.

- А где Астафьев? - я взял журнал, но все мои мысли теперь были о Тимофее. Я решил, что мальчишка прогуливает физкультуру.

[Юрий Васильевич]

- А где Астафьев? - я взял журнал, но все мои мысли теперь были о Тимофее. Я решил, что мальчишка прогуливает физкультуру.

- А я бы сам это хотел знать, - ответил я Николаю Александровичу, - потому как судя по журналу, на первых двух уроках он был. Надо будет зайти к нему, мало ли что. Впрочем, если прогуливает, то тоже стоит поговорить.