Старинная карта

[Тимофей Астафьев]

- Про милосердие, милый мой, мы поговорим с тобой как-нибудь в другой раз, после порки. Могу посоветовать тебе поспрашивать ребят о том что тут было после истории с коровой - вот это было не милосердно. Ну или я тебе сам расскажу, если захочешь. А пока мы займёмся тобой.

Тим не понял, что это за совет такой. И про корову не особо понял. Что-то он такое слышал краем уха, про фантастическую корову, которая будто забрела в гимназию - сама? не сама? Но как-то недосуг было узнать историю целиком. У ребят всегда находились истории посвежее. Почему же Юрий Васильевич остановился вдруг на корове? Что произошло? Кто-то пострадал? Корову пришлось пристрелить?

- Береги руки! - Замахнувшись, я хорошенько хлестнул по заду. Удар не был каким-то слишком сильным, но и никакого "плавного начала".

Ау. Больно! И звук противный, хлесткий. Но, в целом, один удар пережить можно. Сколько таких будет, погадал Тим. Спрашивать об этом Юрия Васильевича он не решился.

[Юрий Васильевич]

Выждав несколько секунд, давая притерпеться к боли, я продолжил.

Взмах - полоска, ещё взмах, ещё одна. Поверхность была совсем небольшая, так что особо разгуляться негде. Удары очень быстро начнут накладываться друг на друга.

- Ты пойми, - говорил я между ударами, - я ничего не имею против ваших игр, испытаний, заданий и прочего, если они безопасны и не нарушают правил.
После 5-го удара я остановился чуть-чуть на подольше.

[Тимофей Астафьев]

Взмах - полоска, ещё взмах, ещё одна.
- Ты пойми, - говорил я между ударами, - я ничего не имею против ваших игр, испытаний, заданий и прочего, если они безопасны и не нарушают правил.

- М-м! - к четвертому удару сказал Тим. Как-то оно само... вырвалось. Поэтому он покрепче сомнкнул губы и уткнулся в ладони лицом, будто собрался плакать. Впрочем, еще можно было терпеть.
Астафьев все понимал. Есть правила, за их нарушение будут наказывать, и такое поведение Юрий Васильевич одобрить не может. Все ясно... Для этого даже не нужно было на лавку укладываться, чтобы догнать всю логику.

[Юрий Васильевич]

- М-м!

- Но если вы нарушаете режим, - ремень продолжил свой полёт, жаля несчастную попу мальчишки, - заставляете нас волноваться за ваше здоровье, а иногда и жизнь, то нам приходится вразумлять вас другими способами, если слова не действуют.

Краснота усиливалась, демонстрируя мне, что как минимум зад Астафьева не остался равнодушным к воспитательному процессу.

[Тимофей Астафьев]

- ремень продолжил свой полёт, жаля несчастную попу мальчишки,

Как-то оно хуже становилось. Определенно, хуже. Наверное, Юрий Васильевич не бил сильнее, но удары ложились один на другой. Тим дернул ногой. Сравнивать было особо не с чем: в прошлый раз, за три удара директор едва не выбил из него дух. Окей, пусть не дух, но сопли и слезы точно выбил. Сейчас же... Было больно. И было обидно. Но не до смерти. Тим тихонько всхлипнул, сморгнул набежавшие слезинки.
Все слова физрука он слышал. Астафьев их и раньше где-то слышал, но... Не очень воспринимал, наверное.

[Юрий Васильевич]

Тим тихонько всхлипнул...

Астафьев лежал тихо и не мешал. Для меня это было конечно проще, чем как с Настей, когда приходилось прерываться, уговаривать, даже угрожать разок фиксацией, но при полном молчании не было никакой отдачи, я не понимал слышит он меня? Понимает? Или может летает мыслями где-то в глубоком космосе, надеясь, что скоро всё это закончится.

- И почему вас вечно тянет куда-то залезть, куда нельзя!? - смачный шлепок стал хорошим подкреплением к вопросу. - Или когда нельзя!? - ещё один, который лёг практически туда же. - Ведь все условия для вас созданы!

[Тимофей Астафьев]

- И почему вас вечно тянет куда-то залезть, куда нельзя!? - смачный шлепок стал хорошим подкреплением к вопросу. - Или когда нельзя!? - ещё один, который лёг практически туда же. - Ведь все условия для вас созданы!

Физрук, кажется, сам заводился от своих речей. И Тим не знал, как его обезвредить. Он и в обычном состоянии не знал, а теперь, на лавке, со спущенными штанами, тем более.
В общем, у него был вариант: не отсвечивать, а еще лучше скрыться с глаз долой, чтобы взрослый поостыл. Это когда-то работало в жизни Тима. Но тут разве что под лавку можно было спрятаться.
Условия... Не нужны ему никакие условия. И вообще ему тут не нравится. Он может и в сокровища так вцепился, хотел отсюда убраться. В замок или виллу, подальше отсюда. И его доберман когда-нибудь обязательно укусит физрука. Еее, как больно-то.
С новым шлепком Тим вскрикнул, все еще не в полный голос, а словно примеряясь...

[Юрий Васильевич]

С новым шлепком Тим вскрикнул, все еще не в полный голос, а словно примеряясь...

Терпеть становилось сложнее, но я это воспринимал нормально, наоборот, не особо поощрял героев, молчащих чего бы им это ни стоило. Звукоизоляция в этой комнате была шикарная и снаружи, при всём своём желании, никто ничего услышать не мог.

Мои вопросы остались без ответа. Не то, чтобы я сильно ждал, но было бы не плохо услышать от Тимофея хоть что-то. Впрочем, не хочет говорить, пусть не говорит, я могу и молча делать своё дело.

Взмах, громкий щелчок, наливающая красным полоса, ещё один и от ремня, ударившего немного боком, полоса не только краснеет, но и припухает. Но я не останавливаюсь. Выдав ещё два и доведя общее количество до 15, я решил перейти на другую сторону.

[Настя Голубева]

Написав смс Астафьеву, Настя заставила себя пойти готовиться ко сну, хотя больше всего хотелось прямо в толстовке и без штанов упасть на покрывало и пролежать так вечность, поливая слезами подушку.
Девчонка извлекла из шкафа ночнушку, почистила зубы и снова замерла у зеркала, рассматривая попу.
«В субботу физра...—с болью думала Настя,—в раздевалке перед бассейном могут увидеть, что меня наказали. Может будут смеяться и спрашивать. А может физрук скажет перед всем классом, что выпорол меня. И завтра на уроке я не смогу сидеть нормально»
Накручивая себя все больше и больше, шестиклассница снова зашлась слезами.

[Тимофей Астафьев]

Взмах, громкий щелчок, наливающая красным полоса, ещё один и ,от ремня, ударившего немного боком, полоса не только краснеет, но и припухает. Но я не останавливаюсь. Выдав ещё два и доведя общее количество до 15, я решил перейти на другую сторону.

- А-ай!-с-с-с... - вскрик перешел в шипение на вдохе.
Один из ударов был какой-то не такой. Хуже и больнее, и будто тверже, он оставлял какие-то другие ощущения в нахлестанном заду. Пока Тиму трудно было ориентироваться в этом водовороте боли, но если Юрий Васильевич продолжит, Астафьев станет экспертом... Тим потерял счет: больше десятки, это уж наверняка, но точное число он бы теперь не назвал.
Шаги... Физрук куда-то собирается? Нет, вроде остался тут же, рядом... Тим побаивался на него смотреть, да и не очень хотелось: образ взрослого с ремнем мог запечатлеться. А ему, Тимофею, тут еще учиться, смотреть на классрука каждый день.

[Юрий Васильевич]

Обойдя лавку, я остановился и внимательно посмотрел на Тима. Недавние уроки на тему расслабления здесь бы ему тоже не помешали, хотя тут я не стал бы утверждать, что это сделать легко. Ладно, пусть чуть-чуть переведёт дух.

- Это было 15, - я подумал, что всё-таки стоит сказать ему о своём решении, - осталось 10.

Добавлять я ничего не стал, Настя, правда, получила на 3 меньше, но это скорее была скидка, изначально я назначил одинаковое количество.

[Тимофей Астафьев]

- Это было 15, - я подумал, что всё-таки стоит сказать ему о своём решении, - осталось 10.

Осталось меньше половины. Но все же много... И эти последние удары наверняка будут как один за два, чувствительно по избитым местам. Эти самые места хотелось потереть. Но не так, чтобы отрывать руки от лица и тут же этим заниматься в наметившуюся паузу...
Тим чувствовал себя скованно. Все тут было для него в новинку; он весь напрягся, под футболкой обозначились углы лопаток. Съежиться, притихнуть и не привлекать к себе внимания, лишний раз не двигаться. Не то что он выбирал такую стратегию: это было на уровне инстинктов. Ей не подчинялись только слезы и сопли, так что Тим вынужден был тихо всхлипывать и шмыгать. В ладонях, от дыхания, стало горячо и влажно, и душно.
Скорей бы уж, господи. Впрочем, к молитве Тимофей не обращался. Это было верное средство от демонов, а от Юрия Васильевича... Ну, в общем, нет.

[Юрий Васильевич]

Партизан Астафьев продолжал молчать. Лежал тихонько, уткнувшись в сои руки и толстовку и даже в перерыв не попытался потереть попу. Может тогда и не стоит ждать.

Решив закончить с этим побыстрее, я перехватил ремень поудобнее и продолжил порку. Теперь удары ложились с другой стороны и петля ремня обвивала левую ягодицу, по краям которой оставались ещё нетронутые местечки. Правда после пятого раза не осталось и их...

[Тимофей Астафьев]

Решив закончить с этим побыстрее, я перехватил ремень поудобнее и продолжил порку. Теперь удары ложились с другой стороны и петля ремня обвивала левую ягодицу, по краям которой оставались ещё нетронутые местечки. Правда после пятого раза не осталось и их...

- АААААаааххххх!...
Получилось длинно и прерывисто. И конечно, после такого надо было вдохнуть поглубже, так что Тим вынужден был оторваться, приподнять голову. Ну всееее.... Ну хватит. Тим не просил вслух, но желал этого очень сильно.
Бесполезно было просить: Настю же физрук не пожалел. Умолять, валяться в ногах, тем не менее, не было готовности. Все же физрук порол не до визга. Хотя и не слабо. Очень даже не слабо. Да и осталось всего пять... Целых пять.
- Ыыыыых, - толстовка приглушила звуки.

[Юрий Васильевич]

- АААААаааххххх!... - Ыыыыых, - толстовка приглушила звуки.

Я немного сбавил темп, сделав паузы между ударами чуть-чуть длиннее, но останавливаться не стал.Оставалось всего каких-то пять... четыре... три...

Три новых полоски легли одна под другой. Последний удар задел ремнём пояс джинс, приземлившись на самый низ попы.