Дорогу чемпионам!

[Юрий Васильевич]

Настя протянула ему руки. Протянула, потому что устала сопротивляться и не совсем отдавала себе отчёт, что значит быть привязанной. Пальцы дрожали, девочка обливалась слезами.
—Пожалуйста...—протянула она, не очень понимая о чем просит в этот раз.

Ни слова не говоря, я застегнул манжеты на каждой руке и скрепил их между собой под лавкой. Конечно они не были зафиксированы намертво, но ни поднять руки наверх, ни прикрыть попу, у девочки возможности больше не было.

- Что ж, приступим... - я подошёл к ведру в углу и выбрал не особо толстый прут - пора познакомиться Насте с розгами.

[Настя Голубева]

Ни слова не говоря, я застегнул манжеты на каждой руке и скрепил их между собой под лавкой. Конечно они не были зафиксированы намертво, но ни поднять руки наверх, ни прикрыть попу, у девочки возможности больше не было.

- Что ж, приступим... - я подошёл к ведру в углу и выбрал не особо толстый прут - пора познакомиться Насте с розгами.

—Ой,—в голос всхлипнула Настя, когда поняла, что теперь ни с лавки спрыгнуть, ни попу прикрыть.
Девчонка повернула голову и, увидев, что Юрий Васильевич берет розгу, даже прервала рыдания.
Розги?! Из-за Жуковой? За такую ерунду?!
—Нееееет!—с новыми силами заплакала Голубева, дергая руками под лавкой,—Не надо!
В прошлый раз ремнём было очень больно. А девчонки говорили, что розги в два раз больнее. Да она просто не выдержит это!
—Я же сразу умру,—проплакал ребёнок.

[Юрий Васильевич]

—Я же сразу умру,—проплакал ребёнок.

Очень хотелось ответить "не сразу" - оочень! Потому что все эти капризы и истерики мне уже порядком измотали нервы. Но конечно я так сделать не мог, да и неправда это.

- Никто тут ещё не умирал! - постарался я сказать настолько спокойно, насколько мог. - И ты тоже не умрёшь. Покрутишь попой, сделаешь выводы и будешь дальше жить, как все послушные воспитанные девочки.

Прут свистнул в воздухе, издав не самый приятный звук и приземлился на попу рыдающей гимназистки.

[Настя Голубева]

- Никто тут ещё не умирал! - постарался я сказать настолько спокойно, насколько мог. - И ты тоже не умрёшь. Покрутишь попой, сделаешь выводы и будешь дальше жить, как все послушные воспитанные девочки.

Никто не умирал, поэтому она будет первой...
Настя сжала попу и крепко зажмурила глаза, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Получалось плохо. Сердечко бешено стучало, на шее появились капельки пота.

Прут свистнул в воздухе, издав не самый приятный звук и приземлился на попу рыдающей гимназистки.

—АЙЯЯЯЯЯ,—взвизгнула Настя и задергалась на лавке, насколько позволяли пристежки.
Это было просто ужасно больно! Будто попу резанули в одном месте. Видимо Юрий Васильевич все-таки решил ее убить.
—Я больше не буду!—заорала девчонка.

[Юрий Васильевич]

—АЙЯЯЯЯЯ,—взвизгнула Настя и задергалась на лавке, насколько позволяли пристежки. —Я больше не буду!—заорала девчонка.

- А мы начнём сначала, чтобы чётко понимать чего ты больше не будешь! - торопиться мне было некуда и спешить я не стал. Можно конечно и за полминуты выдать 30 раз, но зачем? Я несильно приподнял руку и опустив вниз, начертил на виляющей попе вторую полоску, досчитал про себя до пяти, и появилась третья.

- У меня нет претензий к тебе ни по поводу подготовки, ни по поводу выступления, - сказал я, переждав крик. - Даже если бы у тебя что-то не получилось, их бы не было. А у тебя всё получилось просто прекрасно и тем обиднее, что ты сама взяла и всё испортила! - ещё один стежок подкрепил мои слова, причём он вышел более увесистым, потому что мне тоже было обидно.

[Настя Голубева]

- А мы начнём сначала, чтобы чётко понимать чего ты больше не будешь! - торопиться мне было некуда и спешить я не стал. Можно конечно и за полминуты выдать 30 раз, но зачем? Я несильно приподнял руку и опустив вниз, начертил на виляющей попе вторую полоску, досчитал про себя до пяти, и появилась третья.

Настя рыдала, дергалась, подвывала и сопровождала каждый удар словами «не надо», «не буду», «простите», «я не виновата»
Больно было очень. Хотелось просто исчезнуть отсюда, перенестись куда угодно! Хоть в Антарктиду к пингвинам, хоть на экватор! Лишь бы не терпеть эти жуткие розги!

- У меня нет претензий к тебе ни по поводу подготовки, ни по поводу выступления, - сказал я, переждав крик. - Даже если бы у тебя что-то не получилось, их бы не было. А у тебя всё получилось просто прекрасно и тем обиднее, что ты сама взяла и всё испортила! - ещё один стежок подкрепил мои слова, причём он вышел более увесистым, потому что мне тоже было обидно.

Слова физрука усваивались плохо. Да и как можно вникнуть в смысл сказанного, если в голове бьется только одна мысль: «Больно! Больно! Больно! Больно!»
Получилось не получилось... Сама испортила... Нет, это Жукова испортила, это...
—ЙАААЯЯЯЯЯЯЙЙЙ,—заорала Голубева и дернула руку, забыв про пристежки,—НЕ НАААААДО!
Зачем ее так больно? За что?! Это все нечестно!
—А я думала вы хороший,—с обидой прорыдала Настя.

[Юрий Васильевич]

—ЙАААЯЯЯЯЯЯЙЙЙ,—заорала Голубева и дернула руку, забыв про пристежки,—НЕ НАААААДО!
—А я думала вы хороший,—с обидой прорыдала Настя.

Смотря на Настину реакцию я мысленно похвалил себя за то, что зафиксировал ей руки, иначе бы мы сейчас занимались сплошными уговорами - улежать сама она вряд ли смогла бы. То, что она мне сейчас говорила, меня не особо трогало - сложно считать хорошим человека, который делает тебе больно, пусть даже заслуженно. Правда Настя так похоже не считала, несмотря на все её "простите" и не "буду".

- Постарайся не искать врагов вокруг, - взмах руки и ещё одна полоска, - загляни в себя и подумай, а что ты сама сделала не правильно?! - прут свистнул ещё дважды, после чего я решил дать девочке перерыв побольше.

[Настя Голубева]

- Постарайся не искать врагов вокруг, - взмах руки и ещё одна полоска, - загляни в себя и подумай, а что ты сама сделала не правильно?! - прут свистнул ещё дважды, после чего я решил дать девочке перерыв побольше.

Настя оглушительно взвизгивала каждый раз, когда прут приземлялся на ее многострадальную попу. Да осталось ли там вообще хоть что-то от попы?!
«Ненавижу его! Ненавижу эту гимназию!»—захлебываясь слезами, думала Голубева.

Что она сама сделала неправильно? Она сделала правильно ВСЕ!!! Но может быть это шанс прекратить порку? Если ответить то, что хочет услышать учитель, может ее отпустят? Слабая надежда, но ведь и утопающий цепляется за соломинку.
—Я... я...—дрожащим от рыданий голосом и всхлипывая между словами, начала Настя,—я... не надо было... драку устраивать. Я... Мне надо было... Сказать вам... Ну... Про купальник...
Кое-как закончив эту сумбурную фразу, девочка повернула голову, стараясь поймать взгляд физрука. Все правильно она сказала? Может он пожалеет ее? Большие, заплаканные глаза жалостливо и с надеждой смотрели на Юрия Васильевича.

[Юрий Васильевич]

—Я... я...—дрожащим от рыданий голосом и всхлипывая между словами, начала Настя,—я... не надо было... драку устраивать. Я... Мне надо было... Сказать вам... Ну... Про купальник...
Кое-как закончив эту сумбурную фразу, девочка повернула голову, стараясь поймать взгляд физрука. Все правильно она сказала? Может он пожалеет ее? Большие, заплаканные глаза жалостливо и с надеждой смотрели на Юрия Васильевича.

На жалостливые взгляды у меня был иммунитет. Нет, я не мог сказать, что они меня вообще не трогают, конечно нет, но я умел абстрагироваться, иначе бы никакая психика на этой работе не выдержала - я у себя один, а глаз этих десятки...

- Так, верно! - звучало это всё очень неуверенно, будто Настя сомневается в том, что сама говорит, но я списал это на боль. - И что же помешало тебе рассказать мне о том, что случилось? - вопрос я подкрепил следующим хлёстким ударом.

[Настя Голубева]

- Так, верно! - звучало это всё очень неуверенно, будто Настя сомневается в том, что сама говорит, но я списал это на боль. - И что же помешало тебе рассказать мне о том, что случилось? - вопрос я подкрепил следующим хлёстким ударом.

—АЯЙ!—вскрикнула девочка.
Правильный ответ не помог. Никто не собирался прекращать порку или хотя бы снизить силу удара.
—Бооооольно,—протянула Настя, мечтая погладить свою несчастную попу, чтобы хоть немного облегчить боль.
—Я тогда не подумала об этом...—жалобно пропищала она, отвечая на следующий вопрос физрука,—Но я уже все поняла!
Сколько раз за последний час она сказала «я все поняла»? Хоть раз это подействовало? Но вдруг... Вдруг Юрий Васильевич теперь поверит в это?

[Юрий Васильевич]

—АЯЙ!—вскрикнула девочка. —Бооооольно,—протянула Настя, мечтая погладить свою несчастную попу, чтобы хоть немного облегчить боль.
—Я тогда не подумала об этом...—жалобно пропищала она, отвечая на следующий вопрос физрука,—Но я уже все поняла!

- Нельзя!... Проблемы!... Решать!... Кулаками!... - я чётко и ясно выговаривал слова, подкрепляя каждое из них ударом. Мне надо было, чтобы они остались в Настиной голове надолго, а ещё лучше навсегда. - Запомни это! - когда крики и всхлипы затихли, я уже спокойнее, без такого нажима сказал: - Так ты Кристине ничего не доказала, кроме того, что ты ничем не лучше.

[Настя Голубева]

- Нельзя!... Проблемы!... Решать!... Кулаками!... - я чётко и ясно выговаривал слова, подкрепляя каждое из них ударом. Мне надо было, чтобы они остались в Настиной голове надолго, а ещё лучше навсегда. - Запомни это! - когда крики и всхлипы затихли, я уже спокойнее, без такого нажима сказал: - Так ты Кристине ничего не доказала, кроме того, что ты ничем не лучше.

Захлёбываясь слезами, Настя громко вопила после каждого удара. Слова физрука вызвали у неё в голове какой-то диссонанс.
Сама не очень осознавая, что говорит, девчонка тихонько прорыдала:
—Но если... Нельзя... Проблемы... Зачем вы... Меня бьете?
Выдохнув на последних словах, Голубева резко повернула голову в сторону учителя. Ей было очень важно услышать ответ.

[Юрий Васильевич]

Сама не очень осознавая, что говорит, девчонка тихонько прорыдала:
—Но если... Нельзя... Проблемы... Зачем вы... Меня бьете?
Выдохнув на последних словах, Голубева резко повернула голову в сторону учителя. Ей было очень важно услышать ответ.

- А я тебя, милая моя, не бью кулаками, а секу розгами! - этот вопрос мне дети задавали миллион раз и столько же я на него отвечал. - И если ты не понимаешь слова, я буду учить тебя уму-разуму через задницу, потому, что я имею на это право, а вот у тебя никаких прав воспитывать Жукову нет. Это ясно? - умные они какие, как на лавке оказываются, а включить мозг до того и подумать над последствиями - это нет, зачем!?

[Настя Голубева]

- А я тебя, милая моя, не бью кулаками, а секу розгами! И если ты не понимаешь слова, я буду учить тебя уму-разуму через задницу, потому, что я имею на это право, а вот у тебя никаких прав воспитывать Жукову нет. Это ясно?

Кулаками, розгами... Да какая разница?! Ведь главное—больно! Очень больно!
Он имеет право... Она не имеет... О, да! Взрослые всегда и на все имею право! И всегда все понимают! Они же взрослые!
Насте безумно захотелось заорать физруку, что все это нечестно, несправедливо. Что Жукова во всем виновата сама. Что нельзя так больно пороть за такую ерунду. Но что это изменит? Только злить его...
—Я больше не буду. Мне все ясно. Пожалуйста, отпустите меня,—затянула прежнюю песню Голубева.

[Юрий Васильевич]

—Я больше не буду. Мне все ясно. Пожалуйста, отпустите меня,—затянула прежнюю песню Голубева.

- Ты понимаешь, что ты могла её покалечить? - спросил я очень серьёзным тоном. - Удары головой могут плохо заканчиваться, особенно если удариться об угол.

Бывали случаи, когда люди от казалось бы несерьёзных ударов даже умирали. Пока я это вслух говорить не стал, не хотел пугать Настю, но может и придётся сказать.