Художества (приват)

[Дима Соловьев]

Пока учитель разглядывал рисунок, Дима тоже смотрел на бумагу. Ему нравилось, он сумел выразить то, что видел в мыслях, но он также молча согласился бы, если ему перечислили бы недостатки рисунка.

Дима не знал, зачем пришёл, почему показывает рисунок тому, в чьём умении рисовать сомневался ещё вчера. Впрочем, на самом деле он ведь не сомневался, это на словах так вышло.

Дима посмотрел на тонкие сильные пальцы художника, державшие рисунок. Пальцы, привычные к кисточке и карандашам. И вчера сжимавшие совсем другой инструмент.

Вопрос прозвучал неожиданно. Дима вскинул брови, поднял взгляд и ответил без промедления, но коротко:
- Приснилось.
Это было и правдой, и хорошим ответом. Со сна какой спрос? А то взрослым дай волю, и они забросают вопросами: а это ты, а почему в пропасти, а как себя чувствуешь. А он вообще во сне птицей был.

И все-таки Дима как будто ждал от учителя вердикта не только художника. Какого, почему - он сам не знал. Вынул правую руку, небрежно закленную пластырем, из кармана, указал пальцем на мальчика на рисунке.
- Он же сверху так выглядит? Рука так и выглядела, короче, чем на самом деле, потому, что сверху, - припомнил он свой взгляд из тела птицы во сне.

[Даниил Андреевич]

- Мне тоже иногда снятся будущие работы, - отозвался Даниил Андреевич. Хотя он тяготел к реализму, были в его портфолио и необычные сюжеты, навеянные в том числе сновидениями.
Даня посмотрел на нарисованного мальчика, отметил про себя пластырь на руке у гимназиста. Ракурс был непростым, но в целом Дима верно уловил позицию. Наверное, у мальчишки хорошая память на изображения - построить такую позу с нуля очень сложно.
- Верно, кажется, что короче. Смотри...
Даня повернулся к окну, чтобы свет падал с определенной стороны, согнул руку, цепляясь за что-то невидимое, будто он мальчик с картинки.
- Вот эта часть будет сильнее видна, - он указал на трехглавую мыщцу. - Локтевой сустав почти нет.

Он опять взглянул на рисунок. Линии уверенные... Цвет, объем. Работа выглядела законченной. И когда только успел...
- Ты левша? - поинтересовался Даниил.

[Дима Соловьев]

Дима смотрел очень внимательно и напряжённо. Встав ближе и повернув голову, как невидимая птица на рисунке, он замер на несколько мгновений, точно фотографировал. Потом кивнул. Правильно, рука действительно выглядела короче, как Дима и нарисовал. А вот с мышцами вышло не так гладко.

- Угу, там бугорок, - мальчишка указал подбородком на выделявшуюся мышцу учителя. Потом посмотрел ещё раз на рисунок, нахмурился. Ошибка теперь бросалась в глаза. И локоть надо было сильнее убрать от глаз зрителя. Рисунок все ещё нравился Диме, но была в нем неправильность, которую хотелось убрать.

Вопрос застал врасплох. Дима удивлённо посмотрел на Даниила Андреевича:
- Нет, я правша. А что?
И сразу увёл взгляд. После вчерашнего он не мог долго смотреть в глаза педагогу. Тот его побил, а теперь они стоят разговаривают...

[Даниил Андреевич]

Кажется, гимназисту было не очень комфортно общаться. Даниил тоже с трудом привыкал к новой для себя роли учителя с расширенными полномочиями.
- Смотрю, у тебя рука больная...
Даниил не помнил, чтобы Дима порезался злополучной "головой", но тот вполне мог травмироваться еще тысячей способов. Хотя бы рогатку новую начать делать.
На старую Даниил успел сегодня полюбоваться. Полез в ящик за акварельными карандашами и... Так, повертел, потрогал из какого-то мальчишеского любопытства. Добротная вещица.

[Дима Соловьев]

Рука больная... Рисунок отодвинулся, вернулся вчерашний день. Но он уже был прожит и пережит. И всё же...

- Не больная. Не хочу, чтобы все видели следы от зубов после вчера, - в лоб ответил Дима, неожиданно для себя самого.

Тишина после его слов показалась мальчику оглушительной.
"А если бы я не заплакал, он бы продолжил меня бить дальше? Пока бы не что? Пока бы не закричал? Пока бы не потерял сознание?" - в голове прыгали глупые мысли. "Но он же художник. Разве можно рисовать что-то красивое, а потом хвататься за розги?"

[Даниил Андреевич]

Даниил не знал, что делать с такой откровенностью. Он подумал, что следы зубов не самые яркие из того, что было вчера. Наверное, мальчишка крутился весь школьный день, стараясь найти положение поудобнее...
- Смеются, что ли? - спросил он и грубовато, и нерешительно.
Рассказывать, в чем ошибка Димы, обвинить Астафьева, - все это было не то. Сотрясать воздух попусту... Троицкий чувствовал, что нотации гимназист пропустит мимо ушей. Да и не хотелось нотаций.

[Дима Соловьев]

- Попробовали бы, - мгновенно ощерился Дима.
С преподавателями так не говорят. Так нельзя, это агрессия, это намёк на драку, это "Соловьёв, ты как разговариваешь со взрослыми!" Но Дима не знал, как ответить иначе, предпочитая в таких случаях правду в лоб.

Только что разговор был о рисунке, и вот они уже стоят будто по разные стороны пропасти. Но и Даниил Андреевич говорил не так, как обычно говорят педагоги. Он снова казался выросшим мальчишкой, чьим-то старшим братом, который пришёл в гимназию и играл роль преподавателя. Впрочем, хорошо играл, стоило отдать ему должное. И сейчас, когда объяснял, и вчера, когда...исполнял свой долг. Или нет?

Диме вдруг показалось, что Даниил Андреевич тяготится возможностью брать розгу в руки. От этой мысли снова засаднил зад, и Дима стал ещё мрачнее.

[Даниил Андреевич]

Даниил поразглядывал этого хмурого подростка. Непонятно было, что ему нужно сейчас. Пришел, допустим, из-за рисунка карандашами, но что теперь? Рисунок они обсудили, и хотя у Троицкого нашлось бы еще несколько полезных советов, как улучшить работу, мальчишке нужно было что-то другое. Но что? Вернуться к вчерашнему?

Он помолчал немного, а потом сказал:
- Мне нужно подрамники сделать. Поможешь? Я научу.

[Дима Соловьев]

Дима тоже немного помолчал, а потом запросто ответил:
- Помогу.
Как будто и не было вчерашнего дня между ними.
- А вы умеете? - немного наивно удивился Дима. - Я думал, художники руки берегут.

Дима знал, что работа с деревом чревата мелкими травмами. А ведь для художника пальцы - главный рабочий инструмент. Он отлично понимал различие между своим интересом к рисованию и делом всей жизни у Даниила Андреевича. Дима и рисованием-то увлёкся из-за интереса к поделкам. Именно поэтому он любил карандаш, легко схватывал положение в пространстве и рисовал чёткими линиями. Краски для Димы были слишком непредсказуемыми и капризными.

[Даниил Андреевич]

- Да нет, - отозвался Даня, - особо не берегут. Зрение важно беречь...
Похоже, Дима имел несколько оторванное от жизни представление о работе художника. На деле живопись могла быть и тяжелым и грязным занятием. Возрастные художники жаловались на суставы и позвоночник после статичного положения за мольбертом... Но пока Дане было далеко до заболеваний и со всеми нагрузками он вполне справлялся.

Взрослый сдвинул вместе два ученических стола и принялся доставать материалы из нижней секции одного из закрытых шкафов: рейки, ножовку, мебельный степлер... Достал и готовый подрамник.
- Подрамник - каркас, куда холст натягивается, важно сделать его крепким... Этот - глухой, галерейный, сделать несложно и в обращении тоже простой. Я когда учился таких миллион делал... Сможешь обработать края?
Даниил протянул мальчику наждачку и несколько заготовок, будущих сторон подрамника.

[Дима Соловьев]

Дима удивился. Оказывается, художник сам делает подрамники? Дима раньше не задумывался об этом, но ему казалось, что художник только рисует, а все вспомогательные штуки покупает или ему делают специально обученные люди.

Мелькнула шуттчная мысль, что раз руки особо не берегут, то нечего было удивляться пластырю, но эта мысль будила неприятные воспоминания и мальчик отогнал её.

- Смогу, - кивнул Дима и взялся за работу. Сидеть ему не хотелось (после вчерашнего-то), и мальчик положил одно колено на стул, оставшись стоять на второй ноге и приобретая сходство с журавлем.

- А зачем они? Для выставок?

[Даниил Андреевич]

Даниил тоже не стал присаживаться. Позже в его блокноте появится зарисовка по памяти, мальчик на одной ноге.
- Это для работы с холстом. Хочу мастер-класс провести. Холст по сути тряпка, чтобы писать маслом или акрилом, надо хорошо натянуть...
Когда Даня учился на первом курсе, слово "натягивать" неизменно веселило молодых людей. Потом это прошло, но воспоминание осталось.
- Можно и готовые купить. Дорого получается...
Недавно Троицкий попросил закупить пару новых мольбертов. Но это была объективная необходимость, а подрамники нет. Лишних трат никто не любит, думал Даниил, и решил обойтись собственными силами.
Он снял пиджак, закатал рукава водолазки и тоже принялся за работу.

[Дима Соловьев]

Диму насмешило совсем другое: "холст по сути - тряпка".
- Вот говорите, что Пикассо не мазня, а сами холст тряпкой называете, - не удержался от подколки мальчик, впервые за время разговора теряя хмурую сосредоточенность.

Потом, деловито работая, Дима спросил уже серьёзнее:
- Так на холст и кладут краску? Промокнет же. Его как-то обработать надо?

[Даниил Андреевич]

- Туше! - улыбнулся Даня. Тут же предложил более "культурные" синонимы: - Полотно, ткань...
Когда обработанных реек стало достаточно, Троицкий принялся их соединять, следя, чтобы угол был строго прямой.
- Сначала наносят клей, потом грунт. Чтобы краски не проникали в структуру холста, ты правильно подметил.
Работа была однообразной, но приносила некоторое удовлетворение.
- А насчет Пикассо... Некоторые считают, что ценность его работ сильно преувеличена. Или хуже того - что он не умел рисовать "нормально". Конечно умел. Достаточно посмотреть ранние работы. Он освоил реализм и пошел дальше, к экспериментам. У тебя есть любимый художник?

[Дима Соловьев]

Дима иногда не знал куда себя деть от скуки на уроках, где требовалось сидеть и слушать. А вот работа по дереву ему, странное дело, нравилась. Он становился даже как-то спокойнее в такие минуты, его тянуло на размышления.

- То есть ваш Пикассо умел рисовать нормально, но вместо этого начал экспериментировать, мол, раз я умею по-нормальному, то и моя мазня - не мазня? А знаете, как нам учителя говорят, когда мы так делаем? Умная голова дураку досталась, - рассуждал Дима, пряча улыбку и краем глаза следя за учителем. - А самые несознательные учителя даже двойки за это ставят и всячески портят жизнь. Хорошо быть великим художником...А любимый у меня есть, - мальчик призадумался, даже остановившись на несколько секунд, глядя куда-то вверх. - Айвазовский.