РРРрррр...

[Олег Макарович]

Олег смотрел на Данькины приготовления, и чем дальше, тем яснее понимал, что ни капельки его сын не вырос...Все такая же худоба ходячая, те же испуганные глаза, и упрямство. и мозгов в голове ровно столько же...

папа вздохнул и подошел к "готовому" отпрыску. Как всегда, пороть его было жалко, не смотря на то, что Олег нешуточно был на Даньку сердит.

- Я хочу, чтобы ты понял. - Сказал он Данькиной сжимающейся попе. - Сейчас ты получишь даже не за то, что натворил в школе. Не стану скрывать, еще полчаса у меня и мысли не было тебя ТАК наказывать. Ты получишь за свое глупое упрямство и НЕЖЕЛАНИЕ хоть чему-то учиться. У тебя все та же история, сын. Из ситуации, в которой я был на твоей стороне, готов был помочь и заступиться, заставить вашего завуча признать свои ошибки, прежде чем ты станешь извиняться, ты умудрился поставить нас обоих в такое положение, когда кроме как ремнем по заднице, тебе уже ничего не объяснишь.

Больше ничего папа говорить не стал, взял ремень поудобнее и крепко - с первого раза - впечатал его в голую Данькину попу. Сильнее, чем еще полгода назад.

[Данька]

Папин вздох не укрылся от чутких Данькиных ушей, чья чувствительность возрастала обратно пропорционально надетой на попе одежде. Раз вздыхает, значит жалеет. Данька пришёл к выводу, схожему с папиным - нисколечко папа не изменился. Всё также жалеет... но всё равно лупит. А лупит папа не по-детски.

- Я хочу, чтобы ты понял. Сейчас ты получишь даже не за то, что натворил в школе. Не стану скрывать, еще полчаса у меня и мысли не было тебя ТАК наказывать. Ты получишь за свое глупое упрямство и НЕЖЕЛАНИЕ хоть чему-то учиться. У тебя все та же история, сын. Из ситуации, в которой я был на твоей стороне, готов был помочь и заступиться, заставить вашего завуча признать свои ошибки, прежде чем ты станешь извиняться, ты умудрился поставить нас обоих в такое положение, когда кроме как ремнем по заднице, тебе уже ничего не объяснишь.

Услышав, а точнее почувствовав над собой перехватываемый поудобнее ремень, Данька сильнее сжал попу. Смысл сказанного на этот раз - с голой попой за секунду до первого удара - дошёл мгновенно. То есть его наказывают не за завучиху, за то, что на папу наорал. Это же в корне меняет де...

- Аааай..ссссссссссссссс, - Данька коротко вскрикнул и зашипел от боли, сжимая ужаленную попу и отчаянно вжимаясь в диван. Вот это да! В прошлый раз было уже почти невыносимо, Данька еле вылежал, а сегодня вообще атас! - Ну, чё так сильно-то! - возмущённая Данькина мордаха вынырнула из подушки. Он мотнул головой, откидывая отросшие волосы. - Больно же! - в это трудно было поверить, но в Данькином тоне отчётливо слышался упрёк.

[Олег Макарович]

- Как заслужил. - На папу Данькин укоризненный тон ни капельки не подействовал.

- Я тебе сколько раз говорил - думай сначала, прежде чем орать. Ты же не слушаешь. - И снова крепко шлепнул ремнем сразу по обеим половинкам. Так, что кожа сразу загорелась не розовым, а болезненно-красным.

- Слова ты, сын, совсем перестал понимать. - Шлеп! - по ближней.

- Гонору выперло - никак он тебе соображать не дает. - Шлеп! - по дальней.

- Вот сейчас я тебе его малость укорочу, и поговорим спокойно. - Шлеп! По самому низу попы.

[Данька]

- Как заслужил.

- Я не так заслужил... - скороговоркой выпалил Данька, увидев, что папа снова замахивается. Возмущённая морденция снова нырнула в подушку и уже оттуда ответила на второй шлепок сердитым "Уййййййй".

- Я тебе сколько раз говорил - думай сначала, прежде чем орать. Ты же не слушаешь.

- Аййййя! - вскрик получился особенно звонким - Данька уже успел вынырнуть из подушки, чтобы снова вступить с папой в дискуссию. Увидев, что слушать его никто не собирается, он впился в подушку зубами.

- Слова ты, сын, совсем перестал понимать.

Четвёртый шлепок Данька вытерпел молча, но только напряжением всех сил. Да что ж это такое! Ну, нельзя же так сильно лупить! Он же не Вовка!

- Вот сейчас я тебе его малость укорочу, и поговорим спокойно.

Из подушки послышался громкий неразборчивый вопль, тут же превратившийся в звонкое "АЙйййСССССССССССССС". Данька перевернулся на бок, защищая попу от ремня, и принялся обеими руками растирать горящую попку.

- Больно, папка! - уже без всякого вызова пожаловался Данька. - Я же не хотел на тебя орать... сссс, блин, ну, зачем так больно-то! - Данька обращался к папе сразу по двум вопросам. - Я же хотел объяснить только! Блииин! - Данькины ладошки старательно растирали покрасневшие булочки. - Пап, ну, я правда не хотел! Ну, прости! - как ни странно, Данька извинялся вовсе не потому, что ему было больно от ремня. - Ты просто сразу начал... - Данька торопился быстро высказаться - если так пойдёт дальше, разговор перестанет клеиться. - Я хотел сказать, что извиняться не буду, а ты сразу - психованный. Я же тоже обиделся. Ну, паап. Я уже укоротился, честно! - Данька перевернулся обратно на живот, но упёрся в кровать локтями и ложиться обратно не торопился.

[Олег Макарович]

- Вот именно за ЭТО ты и получаешь. - Олег не стал сразу же разворачивать сына обратно кверху попой. - Именно за то, что ХОТЕЛ объяснить, но вместо этого принялся по всегдашней своей привычке орать и возмущаться. Данила, ты уже сам за собой не замечаешь - на любое несогласие ты безусловно отвечаешь ором, а то и руками размахивать начинаешь. Я тебе СТО МИЛЛИОНОВ раз говорил - не согласен с кем-то - скажи ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ, спокойно, не ори сразу, как потерпевший на пожаре. Ты не просто меня не слушаешь, ты НЕ ХОЧЕШЬ меня слышать. Так что разворачивайся обратно и продолжим. Может хоть больная попа в следующий раз тебе мозги вовремя включит.

[Данька]

- Ну, паааап, - самое неприятное в порке, по Данькиному мнению, было то, что она продолжалась и ПОСЛЕ того, как он всё уже понял и осознал. Причём иногда продолжалась намного дольше, чем требовалось для осознания. Вот и сейчас он уже всё понял и даже извинился, а папа собирается продолжать. - Ну, хватит уже, ааа? - жалобно взмолился он. Папино приказание лечь обратно он вроде и выполнил, но в то же время был готов при первом же папином движении снова крутнуться на бок. - Я же сказал, что понял. Ну, ты и так лупишь сильно, - напомнил он. - Ну, паааап.

[Олег Макарович]

- Что ты понял? - Папа временно опустил ремень. - Расскажи, я послушаю. А то что-то мне сомнительно, что до тебя так быстро дошло то, что мы с мамой тебе годами объясняем без всякого толка.

[Данька]

Данька понял, что получил, по меньше мере, отсрочку. И решил развить успех.

- Па, ну, можно я хоть штаны надену? - обиженно-жалостливо попросил он. - Неудобно так-то рассказывать!

[Олег Макарович]

Данька понял, что получил, по меньше мере, отсрочку. И решил развить успех.

- Па, ну, можно я хоть штаны надену? - обиженно-жалостливо попросил он. - Неудобно так-то рассказывать!

- Нельзя. - Папа и не думал откладывать ремень. - Сначала расскажи мне, что ты понял. По моим наблюдениям без штанов у тебя как-то очень заметно проясняется в мозгах. И кстати. С самого начала я тебя ругал не за то, что ты наорал на завуча. А за то, что ты ВООБЩЕ позволяешь себе так себя вести - орать, сыпать ругательствами и выставлять себя либо психически ненормальным, либо просто дурно воспитанным мальчишкой. Мне все равно, на кого ты смеешь так орать - на завуча, на свою одноклассницу или на первоклашку из соседнего подъезда. Это одинаково отвратительно. И уж точно тот, кто хоть в отдаленных перспективах считает себя мужчиной, никогда не станет сквернословить, обращаясь кЛЮБОЙ женщине. И в любой ситуации.

[Данька]

Вот это слово - сквернословить. Даньке почему-то сразу стало совестно. Наорать на завучиху - это одно, а вот сквернословить... Как-то это было уже некрасиво. Но думать Даньке было некогда - нужно было срочно спасать попу от дальнейшей расправы.

- Пап, ну, я всё понял! - заторопился Данька. - Я не должен был сквернословить и на тебя орать. Я больше не буду. И если мымр... - его глаза испуганно покосились на раскачивающийся в папиной руке ремень, - Валентина Тимофеевна извинится, я тоже... - Данька на секунду притормозил. Он уже собирался пообещать то, чего обещать не собирался. Но с другой стороны, Мымра ремня точно не стоила, и если папа заставит её извиниться, но и Данька извинится, не переломится. Всяко лучше, чем в его-то годы ремня получать. - Ладно, я тоже извинюсь тогда. Но она первая! - уточнил он.

[Олег Макарович]

- Вот скажи мне, Данила. - В папином голосе опять прорезались усталые нотки. - БЕЗ ремня ты этого никак понять не мог? Обязательно надо было меня довести до того, чтобы я опять тебе по заднице надавал? У тебя, получается, действительно мозги только после порки включаются. Так что теперь не обижайся. полученный результат надо закрепить. поворачивайся, еще пятерку ты честно заслужил.

[Данька]

- Вот скажи мне, Данила. БЕЗ ремня ты этого никак понять не мог? Обязательно надо было меня довести до того, чтобы я опять тебе по заднице надавал?

- Ну, паап, - Данька состроил жалостливую мордаху. - Ну, а ты зачем обзывался? Я ведь тоже хотел, как лучше, а ты меня психом обозвал. Вот я и рассердился! - Данька нахмурился и строго посмотрел на папу. Однако у папы была своя точка зрения:

- У тебя, получается, действительно мозги только после порки включаются. Так что теперь не обижайся. полученный результат надо закрепить. поворачивайся, еще пятерку ты честно заслужил.

Данька открыл было рот, чтобы возмутиться. Он же уже ВСЁ ПОНЯЛ, за что дальше пороть-то! А потом решил, что пятёрку он может и не заслужил, но вытерпит, не треснет. Вот только...

- Пап, а можно не так сильно, а? - Данька смутился от своей просьбы, уж очень это было не по-пацански. - Ты сёдня совсем уж по-зверски лупишь. Прям, как тогда, в Австралии... почти, - Данька отлично знал, где у папы больное место, и как он переживал за ту офигенную порку, заданную сыну.

[Олег Макарович]

- Нет уж, Данила. - Папа был неприклонен. - Уж слишком хорошо на тебя такая порка действует, чтобы я на полпути остановился. После той выволочки ты вон почи год голову себе проломить и не пытаешься! И не сравнивай - после Австралии ты у нас неделю сидеть не мог, а сейчас через полчаса забудешь уже. Так что терпи. Может в другой раз не голова, так попа ремень вспомнит, и язык попридержит.

Больше папа разговаривать не стал, просто перехватил ремень поудобнее и приступил к дальнейшему воспитанию в сыне навыков вежливости. По тому же алгоритму - Крепкие, звонкие шлепки по двум булочкам - по очереди. И последний - по самому низу попы, сааамый крепкий.

[Данька]

- Ну, пааап! - Данькин взгляд был полон укоризны, но спорить с папиной логикой было сложно. Спорить, когда тебя порют, вообще сложно. - Плохо на меня порка действует! - увидев, что папа снова поднимает ремень, Данька упал на подушку и вжался в кровать. Потом каждый Массорин занялся своим делом - папа расписывал Данькину попку красными полосами, а Данька изо всех сил старался вытерпеть порку как можно смелее. После первых двух ударов ему это удалось, потом из подушки послышалось знакомое протяжное завывание. После пятого, самого сильного и болезненного удара, завывание прорвалось наружу.

- АААААЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЯ! - Данька снова крутнулся на бок и вцепился в попу руками. - Всё! Пять уже!!! - выкрикнул он. - Уййй... блиииинннн, - он яростно растирал булочки. - Ну, зачем так сильно-то! И низко! - упрекал Данька папу. - А если завтра видно будет?

[Олег Макарович]

Папа аккуратно положил ремень обратно прямо на все еще раскртый Данькин дневник и вернулся к растирающему попу отпрыску. Подвинул Даньку как пушинку, и сел радом. Довольно бесцеремонно перевернул сына на живот и внимательно осмотрел следы,оставленные ремнем.

- До свадьбы заживет. - Констатировал он после осмотра. - Зато голова прояснилась.

Папины большие руки уверенно потерли красные следы от ремня и отпустили Даньку.