Великая сила химии

[Юрка]

Задача у меня была только одна. Лето еще не кончилось, купальный сезон не завершен, парню не должно быть стыдно, предстать перед товарищами в плавках.
Поэтому, я старался наносить удары именно по центру, этого приподнятого и оттопыренного задка. Будто там гвоздь и я стараюсь вколотить его по шляпку одним ударом.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Иногда я мысленно считал до пяти между ударами, иногда – до десяти. А потом ремень взлетал, чтобы с прежней или с еще большей силой обрушиться на неподвижную (недаром затянул ремни) попку Юрки.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

Ох! Сейчас, конечно, я не думал уже о том, прав я или виноват, был там риск или нет. Вообще ни о чем, кроме то и дело вспыхивающей боли.
И еще, о том, чтобы вместе со счетом не вырвался поросячий визг.
... пять... шесть... х-х-х-х... се-емь...
Что ж он садит все в одно место?!
... восемь... девять... х-х-х... десять...
Я начал шипеть при ударах. Держаться совсем молча уже не мог.

[Игорь Анатольевич Лане]

Ох! Сейчас, конечно, я не думал уже о том, прав я или виноват, был там риск или нет. Вообще ни о чем, кроме то и дело вспыхивающей боли.
И еще, о том, чтобы вместе со счетом не вырвался поросячий визг.
... пять... шесть... х-х-х-х... се-емь...
Что ж он садит все в одно место?!
... восемь... девять... х-х-х... десять...
Я начал шипеть при ударах. Держаться совсем молча уже не мог.

Парень пока держится. Считает, хоть и с трудом. Интересно, сколько это продлится?
Я не хочу его специально ломать. Наоборот, иногда увеличиваю паузу между ударами на две-три секунды, даю возможность лишний раз вздохнуть.
Но жалеть не собираюсь. Тоже мне, террорист доморощенный. Поэтому, удары из второй десятки еще сильнее, чем прежние.
Так, Половцев, не знаю, как сегодня вечером насчет футбола, но сидеть тебе будет непросто.
От середины Юркиной попы, такой белой три минуты назад, расходится красота. А в середине уже – красная смородина. Которая скоро станет спелой вишней.
А я продолжаю так же бить. Лишь иногда, чуть-чуть повыше, к верхней части попы. Или поближе, к ногам.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Неравномерно окрашивается попа. Чуть отошел и с размаха ударил ближе к краю левой половинки:
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
И правой:
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Последний удар оказался не совсем точным. Сложенный вдвое ремень с размаху влепился не в попу, а в бедро, на границе того места, где уже надеты плавки. И сразу же вспух вишневый след.
На этот раз я дал паузу секундр в двадцать. А следующий удар опять нанес по середине. Где тоже уже были одни вишневые цвета.

[Юрка]

Поэтому, удары из второй десятки еще сильнее, чем прежние.
Так, Половцев, не знаю, как сегодня вечером насчет футбола, но сидеть тебе будет непросто.
От середины Юркиной попы, такой белой три минуты назад, расходится красота. А в середине уже – красная смородина. Которая скоро станет спелой вишней.
А я продолжаю так же бить. Лишь иногда, чуть-чуть повыше, к верхней части попы. Или поближе, к ногам.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

- од-диннадцать... х-х-х... двенадцать... а-х-х... тринадцать... м-м... четырнадцать...
Слезы давно катились по щекам градом. Я не обращал на них внимания. Только не сбиться со счета. Только не орать.

Неравномерно окрашивается попа. Чуть отошел и с размаха ударил ближе к краю левой половинки:
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
И правой:
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Последний удар оказался не совсем точным. Сложенный вдвое ремень с размаху влепился не в попу, а в бедро, на границе того места, где уже надеты плавки. И сразу же вспух вишневый след.

Ох, пошире пошел, по еще небитым местам. Чуть легче на несколько секунд.
-... пятнадцать... шестнадцать... семнадцать... м-м-м-х-х-х...
Я кое-как перевел дыхание.
- ... восемнадцать...

На этот раз я дал паузу секундр в двадцать. А следующий удар опять нанес по середине. Где тоже уже были одни вишневые цвета.

- м-м-м... девятнадцать...
Ох и много еще...

[Игорь Анатольевич Лане]

- м-м-м... девятнадцать...
Ох и много еще...

Парень держится и считает. Остался десяток без одного.
Прицеливаюсь и кладу крепкий пяток, с оттяжкой. Это не розги, ничего катастрофического с кожей не будет. Пять поперечных полос вспыхивают белизной на Юркиной попе, чтобы через несколько секунд стать красными.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Ноги не задел. Хорошо.
Двадцать пятый и двадцать шестой удар я нанес вдоль, по обеим половинкам поочередно. Посильней постарался.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

[Euge]

- м-м-м... девятнадцать...
Ох и много еще...

Парень держится и считает. Остался десяток без одного.
Прицеливаюсь и кладу крепкий пяток, с оттяжкой. Это не розги, ничего катастрофического с кожей не будет. Пять поперечных полос вспыхивают белизной на Юркиной попе, чтобы через несколько секунд стать красными.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Ноги не задел. Хорошо.
Двадцать пятый и двадцать шестой удар я нанес вдоль, по обеим половинкам поочередно. Посильней постарался.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

Женя отошел от двери рыдальни подальше, чтобы не так были слышны звуки шлепающего ремня, приглушенные человеческие вздохи.

[Юрка]

Парень держится и считает. Остался десяток без одного.
Прицеливаюсь и кладу крепкий пяток, с оттяжкой. Это не розги, ничего катастрофического с кожей не будет. Пять поперечных полос вспыхивают белизной на Юркиной попе, чтобы через несколько секунд стать красными.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!
Ноги не задел. Хорошо.

Молчать... Считать...
Ох, как хлещет!
-... двадцать... у-м-м... двадцать один... а-х-х-х... двадцать два... дваа-адцать три... м-м-х... двадцать четыре...
Ну вот, дождался...

Двадцать пятый и двадцать шестой удар я нанес вдоль, по обеим половинкам поочередно. Посильней постарался.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

- ... м-м-м... двадцать... пять
Следующего удара я не ждал и потому не сдержался.
- А-ай-й-й! Двадцать шесть!
Что ж он делает:! Говорил же двадцать пять?!

[Виктория]

Женя отошел от двери рыдальни подальше, чтобы не так были слышны звуки шлепающего ремня, приглушенные человеческие вздохи.

Вика отодвинулась вслед за Юджиком.

- Что же так долго? Жень, он его там не убьёт?

[Игорь Анатольевич Лане]

- ... м-м-м... двадцать... пять
Следующего удара я не ждал и потому не сдержался.
- А-ай-й-й! Двадцать шесть!
Что ж он делает:! Говорил же двадцать пять?!

Так. Это же недавно говорил этому пареньку, что тоже ошибаюсь. Вот и ошибся.
Даже понимаю почему. Потому что, с самого начала планировал всадить ему тридцатку, и того, и того. И дал лишний ремень.
Повезло тебе Юрка. Мне тоже, потому что работы меньше.
Откладываю ремень.
- Половцев, я ошибся. Ты получил на удар больше.
Думаю, этого заявления маловато будет. Поэтому добавил.
- Юра, чувствую, тебе считать было непросто. Но ты считал, к тому же, старался делать это молча. С учетом моей ошибки и твоего достойного поведения, скидываю пять розог. Остается двадцать.
- А также даю тебе шанс скинуть еще пятерку. Говорил, что любишь книги читать. Так вот, пока я выбираю розги, постарайся вспомнить из какой это книги: «Голова думала, а ж.па отвечает». Постарайся воспользоваться шансом.

[Юрка]

Откладываю ремень.
- Половцев, я ошибся. Ты получил на удар больше.
Думаю, этого заявления маловато будет. Поэтому добавил.
- Юра, чувствую, тебе считать было непросто. Но ты считал, к тому же, старался делать это молча. С учетом моей ошибки и твоего достойного поведения, скидываю пять розог. Остается двадцать.

Лежу и пытаюсь отдышаться. Считать оказалось даже труднее, чем казалось сначала. Я никак не успевал толком перевести дыхание и снова стиснуть зубы перед следующим ударом.
Минус пять - это хорошо. Но все равно, еще двадцать. В попе полыхает пожар. В который Лане собирается подбросить свежих веточек. От этой мысли у меня неожиданно сквозь слезы проступает улыбка. На полсекунды, не больше. Смешного, вообще-то мало. После такой порки еще двадцать розог...
Блин, что я ему, мешок аммонала сделал?! Чувствую, что начинаю злиться. Прежние мысли о том, что я был не прав, в голову больше не приходят.
Ладно, злость - это хорошо. Она держаться помогает. Еще хорошо, что считать больше не надо.

- А также даю тебе шанс скинуть еще пятерку. Говорил, что любишь книги читать. Так вот, пока я выбираю розги, постарайся вспомнить из какой это книги: «Голова думала, а ж.па отвечает». Постарайся воспользоваться шансом.

Щас, буду книги вспоминать. Самое время и место. Книголюб, блин. Еще издевается. Фраза совершенно незнакомая, так что вспомнить я даже не пытаюсь. Просто лежу, радуясь короткой передышке.

[Игорь Анатольевич Лане]

[
Щас, буду книги вспоминать. Самое время и место. Книголюб, блин. Еще издевается. Фраза совершенно незнакомая, так что вспомнить я даже не пытаюсь. Просто лежу, радуясь короткой передышке.

В другой ситуации такая задержка вполне могла бы выглядеть издевательством, но сейчас я нарочно не тороплюсь. Медленно выбираю розги. Даю парню шанс вспомнить.
Похоже, шансом он так и не воспользовался. Я уже отобрал подходящие прутья. Не самого мелкого калибра. Мягко сказано. Толстые мальчишеские розги.
Или не знает, но не хочет отвечать? Дуется? Мальчик пошутил по-детски, а его за это наказывают? Именно так, наказывают.
Обхожу колоду, показываю розги Юрке. Слегка посвистываю ими.
Потом возвращаюсь на привычное место. Как раз перед его задницей, которая уже почти вся вишневого цвета.
- Так и не вспомнил? Жаль. Все же Нобелевская премия, да и к истории прямое отношение имеет. Ладно, нет так, нет. Продолжаем.
Уже взмахиваю розгой. Но, еще раз взглянув на сжавшегося (впрочем, прижатого, прикрученного паренька, готового и дальше сопротивляться мне своим молчанием, которое он до сих пор толком не нарушил), говорю. Уже не прежне издевательским педагогическим тоном.
- Юрий. Я уважаю твою силу воли. Тебя уважаю. Поэтому, будешь ты сейчас кричать или молчать, я тебя меньше уважать не буду.
Взмахну и сильным, режущим стежком, полоснул эту вишневую попу наискосок. И через две секунды так же сильно положил еще одну полосу рядом.
ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК!

[Юрка]

Обхожу колоду, показываю розги Юрке. Слегка посвистываю ими.

Я невольно вздрагиваю. Ну вот, передышка закончилась. Теперь, когда считать не надо, я стискиваю зубы изо всех сил. И вцепляюсь пальцами в поверхность колоды.

Потом возвращаюсь на привычное место. Как раз перед его задницей, которая уже почти вся вишневого цвета.
- Так и не вспомнил? Жаль. Все же Нобелевская премия, да и к истории прямое отношение имеет. Ладно, нет так, нет. Продолжаем.
Уже взмахиваю розгой. Но, еще раз взглянув на сжавшегося (впрочем, прижатого, прикрученного паренька, готового и дальше сопротивляться мне своим молчанием, которое он до сих пор толком не нарушил), говорю. Уже не прежне издевательским педагогическим тоном.
- Юрий. Я уважаю твою силу воли. Тебя уважаю. Поэтому, будешь ты сейчас кричать или молчать, я тебя меньше уважать не буду.
Взмахну и сильным, режущим стежком, полоснул эту вишневую попу наискосок. И через две секунды так же сильно положил еще одну полосу рядом.
ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК!

- У-у-м-м-х-х... м-м-м-м...
Розги ложатся на уже исхлестанную ремнем попу. Чуть подсохшие за время передышки слезы тут же брызжут ручьем. Ощущение такое, будто меня разрезают пополам. И я чувствую, что несмотря на сжатые зубы, предательский крик так и рвется наружу.

[Игорь Анатольевич Лане]

- У-у-м-м-х-х... м-м-м-м...
Розги ложатся на уже исхлестанную ремнем попу. Чуть подсохшие за время передышки слезы тут же брызжут ручьем. Ощущение такое, будто меня разрезают пополам. И я чувствую, что несмотря на сжатые зубы, предательский крик так и рвется наружу.

Еще два взмаха. Еще две полоски наискосок, уже с другой стороны.
ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК!
Потом отхожу в сторону. И сбоку кладу три удара.
ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК!
Кончики прутьев попадают почти по бедру и на белом теле вспыхивают красные следы. Они видны и в середине однотонного вишневого пятна.

[Юрка]

Еще два взмаха. Еще две полоски наискосок, уже с другой стороны.
ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК!

Невольно пытаюсь извиваться, но привязи на колоде сделаны на совесть.
- У-у-м-м-м... м-м-ы-х-х

Потом отхожу в сторону. И сбоку кладу три удара.
ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК! ВЗЖЗИК!
Кончики прутьев попадают почти по бедру и на белом теле вспыхивают красные следы. Они видны и в середине однотонного вишневого пятна.

И тут я не выдерживаю. Крик рвется наружу, как ни пытаюсь я его загнать внутрь.
- а-а-х-х... а-й-й-й... о-о-х-х
Я скребу пальцами по колоде, но ухватиться на ней не за что.

[Игорь Анатольевич Лане]

И тут я не выдерживаю. Крик рвется наружу, как ни пытаюсь я его загнать внутрь.
- а-а-х-х... а-й-й-й... о-о-х-х
Я скребу пальцами по колоде, но ухватиться на ней не за что.

Прутья были еще вполне целы и пригодны для использования. Все равно, выкидываю самый толстый прут, заменяю его более тонкой лозой.
На это уходит полминуты, если не больше.
Я хочу проучить Юрку. Но не победить. Пусть, если сможет, возьмет крик под контроль.
Новый взмах. И еще три полосы, уже с другой стороны.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

[Юрка]

Прутья были еще вполне целы и пригодны для использования. Все равно, выкидываю самый толстый прут, заменяю его более тонкой лозой.
На это уходит полминуты, если не больше.
Я хочу проучить Юрку. Но не победить. Пусть, если сможет, возьмет крик под контроль.

Снова короткая передышка. Что он там? Розги меняет? А, не важно. Главное - есть время отдышаться.
Я уже сбился со счета. Сколько там осталось? Явно больше половины. Тринадцать? Четырнадцать? Закончить свои размышления я не успеваю.

Новый взмах. И еще три полосы, уже с другой стороны.
ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ! ХЛЕСТЬ!

- М-м-м... м-м-х-х... о-о-х-х-х...
Передышка чуть помогла. Но я чувствую, что до конца все равно не дотерплю. Боль теперь постоянная. И на фоне ее яркие вспышки новой боли.
Сколько еще осталось? Половина?