Семинар по средневековью

[Аркадий]

- Да, с электричеством у нас что-то в последнее время не то… Мда… Ну что же, милейшая Алла Александровна, Вы не пострадали? Только костюм? Ну и замечательно. Молодцы мальчишки! Я отвлекся, и не сразу заметил. Темка, просто замечательно ты все сделал! А теперь продолжаем.

- Что же, Леди Сесил закончила свой рассказ? Или еще нет? А следующим у нас, кажется, идет еще один юный герой… Иван? готов? А потом, как я понимаю, Лада Волкова… Не напутал порядок?

[Аркадий]

Да, так я и знал… Без происшествий не обошлось. После того семинара, античного, у меня вообще затаились подозрения – а нужно оно, это «проживание»? Не слишком ли дети… раскрепощаются? Может, лучше по старинке – пересказал параграф из учебника, садись, отлично? Новаторство всегда сопряжено с риском.

Только бы больше ничего не случилось… Только бы… Дети, не подкачайте, будьте паиньками…

- Ну, кто следующий? Ваня? Или ты у нас сегодня Иоганн? Или, скажем, Жан? Или Хуан? Или Джованни? Кто ты и откуда?

[Ваня]

- Ну, кто следующий? Ваня? Или ты у нас сегодня Иоганн? Или, скажем, Жан? Или Хуан? Или Джованни? Кто ты и откуда?

Ваня вышел на середину класса, безуспешно пытаясь скрыть свое волнение. Такой доклад у него был впервые в жизни. А еще Ваня понимал, как трудно будет привлечь внимание класса, после недавнего происшествия с ведьмой – хотя на перемене класс проветрили, все еще можно было уловить носом запах гари. Само собой, настроение тоже было напряженным и, хотя все уже знали, что с Аллой Александровной все в порядке, ребята шушукались, обсуждая несостоявшийся пожар. Требовалось очень уж постараться, чтобы они заинтересовались чем-нибудь другим.
А еще надо было опять спасать Ладку. «Огненный инцидент» пользы ей не принес: до конца урока оставалось больше получаса, и Ваня не сомневался, что Аркадий Викторович надеется услышать выступление Лады. Ванин доклад должен был занять минут пятнадцать, от силы, если уж совсем растянуть – двадцать. Да еще и уверенность в том, что, если надо, урок продолжится и после звонка.
Лада это понимала. Перед тем, как Ваня встал, ему на стол упала записка: «Ванюша, я не готова…» Просьбы не было, но многоточие в конце смотрелись сильнее любой, самой отчаянной просьбы. А еще от бумажки чуть-чуть тянуло духами. Ване показалось, будто Ладка сама прошептала эти слова ему на ухо, и его охватил озноб от ее жаркого дыхания, от блеска ее волос. Миг спустя наваждение пропало, но какое это было наваждение…
На середину класса он вышел нарочито бодро. Повернулся кругом, позволяя разглядеть себя со всех сторон. Ваня постарался одеться так, чтобы каждый элемент наряда соответствовал эпохе. Или пытался соответствовать. Часы, к примеру, оставил в комнате.
На нем была льняная рубашка: ведь он, сын ганзейского купца, прибыл из тех краев, где сеяли лен. Долго думал над обувью; хотел придти в валенках – вот уж древняя обувка, но валенки не очень-то гармонируют с рубашкой. Выручила Тамара: у нее оказались сабо и к удивлению Вани, его ноги влезли в них. Надел он сабо прямо в классе; ступням в деревянной обувке было так тесно, что Ваня уже раздумывал: не переменить ли ему свою легенду, рассказав про еретика, познавшего «испанские сапоги».
Сложнее всего оказалось со штанами. Наконец, Ваня просто нацепил джинсы – все же генуэзская ткань, неизвестно когда изобретенная и прославленная ковбоями много веков спустя. Для соблюдения антуража, он трудился весь вечер, спарывая с джинсов молнию, и нашивая пуговицы. Дырки пришлось колоть шилом, и два проколотых пальца до сих пор тупо болели .
Все равно, он надеялся, отвлечь внимание от своих современных портков каким-нибудь дополнительным предметом. Сначала хотел взять подарок Ильи Шпелера – арбалет. Но здраво рассудил, что Аркадий Викторович может проверить боевые качества этого предмета, придти к выводу, что это не игрушка (действительно, не игрушка) и прощай арбалет. Поэтому на плече у Вани висела кожаная сумка, из свиной шкуры, грубой выделки, с тяжелыми коваными замками–карабинами. Карабины, может, и были анахронизмом для XIII века, но Ваня решил, что их смастерил какой-нибудь флорентийский Кулибин, вот только надо бы еще и легенду разработать, как сумка попала к ганзейскому купцу.
Конечно же, главное не сумка, а, что в ней лежит. Там были вещи, которые могли оказаться в ней в те времена: деревянная гребенка, глиняная свистулька, старинное кресало (Ванька умел им пользоваться!). Ваня также положил в сумку образцы товаров, которые везли на запад Европы из северо-восточной Европы и с Востока вообще: декоративный глиняный горшок с медом, кусочек янтаря (сам когда-то нашел на Куршской косе), немного перца, пересыпанного в коробочку из бересты, шелковую и бумажную ленты, как символ китайских товаров.
Кроме них, в сумке было еще кое-что, появившееся перед уроком .
- Бонжур лезанфан, - произнес он – ведь дело происходит в Париже и большинство детей, видимо, являются французами, - жемапель Жан. Это так есть меня звать на вашем языке. Я шваб, меня зовут Иоганн. Извинить меня, что я чуть-чуть коверкать ваш язык. Я хочу рассказать вам, про края откуда я прибыть и про чудеса, которые вы не видеть.
«Уф, вроде, пошло нормально».

[Аркадий]

Сразу видно, парень готовился всерьез! Все продумал: и текст, и внешний вид, и реквизит, и манеру поведения… Ах, какой молодец! Какая умница! Конечно, эта его дурацкая выходка осталась в прошлом, и есть в классе хоть один человек, в котором можно быть уверенным: этот точно не подведет. Спасибо тебе, Ванюша.

[Аркадий]

Пока Ванька рассказывает, я отхожу вглубь класса и как-то само собой получается, что встаю я у его места. Из-под дневника выглядывает хвостик записки, которую ему передали прямо во время семинара. Я не любитель читать чужие записки, если в них нет никакого криминала – возможно, дети обговаривали порядок выступлений, или о чем-то договаривались. Из-под дневника видны только буквы «я не…» По трем буквам почерк не определит даже графолог (а любой учитель – немного графолог). Ну ладно. Не важно, что там она не (что почерк не мальчишки, это все же видно). Здорово Ванька рассказывает!

Надо будет только потом уточнить, что сын швабского купца в Париже говорил, скорее всего, на вульгарной латыни. Или на жгучей смеси романских диалектов… если только до этого у него не было опыта жизни в самом Париже или его окрестностях, где он мог изучить местный диалект. Кстати, по- старофранцузски, наверное, звучало бы не «лезанфан», а что-то вроде «лезэнфантес». Как там было у трубадуров… «ля востр аморс ме тут солац эт рис… ли мальс мариц эн ои ля депляйнте энтр эль вержьер, са курой а десейнте…»

“Ae, cuens Guis amis,
la vostre amors me tout solaz et ris!”
Li mals mariz en oï la deplainte
Entre el vergier, sa corroie a desceinte.
Taint la bati q’elle en fu perse et tainte:
entre ses piez por pou ne l’a estainte.

«Граф Ги, что мне милее всех!
Любовью к вам веселый отнят смех»
Злой муж услышал этот вопль усталый.
Он вышел в сад, и сняв ремень немалый,
хлестал, покуда белою не стала.
У ног его жена без чувств лежала.

Кстати, почему «белой»? Нелогично. “Perse et tainte” – скорее «синеватой и окрашенной», хотя я слабо разбираюсь в старофранцузском. Вот это вполне логично. Явная шибка перевода. Да, а все-таки порядочными варварами были эти средневековые французы: драть жену до посинения и обморока! Всего-то за песенку о графе Ги! Ужас какой…

Впрочем, не стоит отвлекать детей на эти мелочи. Это не принципиально.

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––---------------------------
(перевод на русский А. Парина, автор старофранцузского оригинала неизвестен)

[Темка]

- Ну, кто следующий? Ваня? Или ты у нас сегодня Иоганн? Или, скажем, Жан? Или Хуан? Или Джованни? Кто ты и откуда?

. Это так есть меня звать на вашем языке. Я шваб, меня зовут Иоганн.

Темка так что бы не услышал Аркадий пропел -"Горбун тот Иоганн на внешность был поган и в отношений женщин вел себя как хулиган " - и опомнившись заозирался смотря кто нибудь услышал или нет

[Фимка]

Темка так что бы не услышал Аркадий пропел -"Горбун тот Иоганн на внешность был поган и в отношений женщин вел себя как хулиган " - и опомнившись заозирался смотря кто нибудь услышал или нет

Фимка толкнул его в бок.

- Да погоди ты, слушать мешаешь, ведь интересно же!

Он положил руки на стоящий впереди стул, на них голову и стал смотреть.

[Ваня]

Средневековую историю Ваня начал изучать еще во втором классе, по старой книге профессора Трочевского, со всеми ятями и ижицами. В книге, когда-то с любовью переплетенной бабушкой, было 119 картинок – что еще нужно для мальчишки, чтобы, просмотрев их, перейти к тексту.
Ваня не случайно выбрал роль путешественника, прибывшего в Париж с окраины католической Европы. Тогдашняя Франция, с ее альбигойской ересью, была ему не по душе. Ему были одинаково неприятны и воины Симона Монфора, выжигавшие огнем Прованс, и сами еретики, уверенные, что их мысли, мечты и надежды создал Бог, а все, что они видят, едят, пьют и целуют – дьявол. Поэтому его тянуло к балтийским берегам, где водились не еретики, а язычники, где не было трубадуров, но еще водились скальды, где все было как-то проще, хотя иногда еще жестче.
Он неторопливо отматывал путешествие в обратном направлении, по Лотарингии и Нидерландам, мимо земли штедингов, которые по слухам впали в ересь, и поклоняются черному коту. Рассказывал Ваня так: «а до этого мы были…, а там еще чудесней».
Не то, чтобы он совсем забыл тогдашнюю географию, но по здравому купеческому размышлению, из богатого Любека он предпочел отправиться морем. Со страхом проплыл мимо острова Рюгена – там где живут самые злые пираты, да еще и язычники к тому же. И в конце концов добрался до нового города, никому еще в Европе неизвестного – Риги. Вокруг этого города живут одни язычники, с которыми воюют рыцари из ордена Меченосцев. Впрочем, этим рыцари сами не лучше разбойников, «поэтому, мы торопились продать свой товар и плыть обратно».
«Не поторопился ли я сам?», - подумал Ваня, взглянув на Ладу. Она ответила взглядом, из которого можно было понять: времени прошло не так и много. Но как же быть? Ведь его путешествие подошло к концу.
На секунду отвлек Темка.

Темка так что бы не услышал Аркадий пропел -"Горбун тот Иоганн на внешность был поган и в отношений женщин вел себя как хулиган " - и опомнившись заозирался смотря кто нибудь услышал или нет

Ваня услышал. Тут же сказал, что по глубокому убеждению меченосцев, язычники понимают только вот такой язык и потряс кулаком, подмигнув Темке . Попутно стал думать – какой же цитатой из «Короля и шута» ему ответить. Не так давно он прослушал пару альбомов вместе с Темкой и думал, как бы лучше ответить? Вспомнил песню про сурового дедушку, скушанного волками, про разбойников, перестрелявших друг друга, про дурака Демьяна, что влюбился в фею мух и тоже был скушан мухами.
«Помнят с горечью древляне,
Хоть прошло немало лет,
О романтике Демьяне,
Чьей в лесу лежит скелет»
Как нередко бывало, Ваня мысленно отвлекся, даже растекся по древу. Подумал, что окажись он в средние века, зарабатывал бы деньги в кабаках, исполняя репертуар «КиШа». А еще было бы здорово оказаться там с Ладой! Только вот, как спасти ее от всех тогдашних опасностей?
Мечты Вани оборвались, когда он подумал, что Ладу надо спасать именно сейчас. Но первая строчка из песни кружилась в голове, как одинокая муха: "Помнят с горечью древляне..."
Тут Ваня вспомнил недавнее происшествие с ведьмой и решил, чем он сможет заполнить оставшееся время.
-Мне известно, - сказал он, забыв о недавнем злоупотреблении акцентов, - что сейчас во Франции распространились многие ереси, неведомые святым отцам. Не моему уму, мирскому и детскому судить о них, но все же, иногда думается, что если бы святая инквизиция отсылала еретиков в языческие племена, о странных обычаях которых я так много узнал, они быстро оставили бы свои ереси и пришли к выводу, что нет спасения, вне матери нашей, Католической Церкви.
Ваня глубоко вздохнул, обратил взор к потолку, будто пытаясь набраться вдохновения. На потолке ничего особо вдохновляющего не было, кроме разных новогодних украшений, вроде самодельных бумажных гирлянд .
И он начал рассказ о языческих нравах и обычаях. Рассказал о ливах, которых насильно окрещенные рыцарями, «смывают» с себя крещение, купаясь в молоке черной свиньи. О куршах, приносящих жертвы вороньей кровью. О других племенах и других жертвах.
Когда знания кончились, начал фантазировать. Вспомнил слова, когда-то услышанные от отца, бывшего в командировке в республике Коми.
- А у совсем далекого народа зырян, такого далеко, что не все верят, что он есть, существуют еще более удивительные и страшные обычаи. Самое страшное их колдовство, чем-то напоминает греческую гекатомбу. Надо принести в жертву все богатство племени, в том числе самую красивую девушку. Потом колдун встает возле костра и произносит страшные таинственные слова: «СЕКРЕТАРЬОН ЮРАЛЫСЬСОН ВЕСЬКОДЛЫСЬ!». Как думают заблудшие язычники, тотчас же должна прилететь целая кодла голодных духов и выполнить все повеления шамана, даже растерзать целое вражье войско!
Ваня трепался, глядя на Ладу – ну как, может протянем время?

[Аркадий]

Подсказать, что ли, Ванюше, что совсем недавно потомок куршей и ливов, президент Лавтийской Республики Вайра Вике-Фрейберга, отвечая на вопрос о главном национальном празднике латышей, назвала не Рождество и не Пасху, как во всей Европе, а Лиго – день летнего солнцеворота, когда принято купаться голышом, парням и девчонкам стегать друг друга осокой и прыгать через костры? (впрочем нет, не стоит, а то и наши захотят отметить) Что при поступлении в университет славного города Риги и по сей день требуется хорошее знание народных обычаев и песенок-дайн, которые и распевают на это самое Лиго? То есть, немного в тех краях изменилось с тех далеких пор…

Но ладно, не будем отвлекать нашего рассказчика. Какой молодец!

- Ja, das war eine sehr gute und interessante Erzälung! Ist das alles, meine liebe Johannes? Извини, могу только на современном немецком, на средненемецком, тем более на швабском диалекте, не умею… На нижненемецком еще бы мог сказать: Is dat alles?

[Ваня]

- Ja, das war eine sehr gute und interessante Erzälung! Ist das alles, meine liebe Johannes? Извини, могу только на современном немецком, на средненемецком, тем более на швабском диалекте, не умею… На нижненемецком еще бы мог сказать: Is dat alles?

У «любезного и милого Ванюши», как бы он ни вжился в образ, плохого было не то, чтобы со швабским, плохо было с современным немецким . Поэтому, он поблагодарил Аркадия Викторовича коротким «данке» и начал лихорадочно думать: как выйти из положения.
Аркадию Викторовичу доклад понравился. Но, как перевел Ваня его слова, учитель считал доклад законченным.
Так как же быть с Ладой. Может сделать вид, что я не понял и продолжать?
Как на зло, все, что он помнил о языческих обычаях вылетело из головы. Вспоминалось только что-то о совсем уж древних германцев, у которых жена получала после развода половину богатств мужа, только если могла увести корову за хвост, смазанный маслом. Или о еще более странном обычае: мужчина, обесчестивший девицу, должен был заплатить ей столько серебряных монет, чтобы прикрыть ее ягодицы, когда она лежала. «Интересно, - подумал Ваня, - а чем их покрывали в случае клеветы? Можно догадаться». Но все же древние германцы не имели отношения к XIII веку. Надо было что-то придумать. Иначе, в самое ближайшее время, «покрытие» было бы гарантировано попе Лады .
В голове по-прежнему болталась дурацкая строчка: «помнят с горечью древляне». «Помнят с горечью». «Древляне».
Решение родилось мгновенно. И, как всегда бывало в его жизни, Ваня думал уже только о том, как это выполнить. А последствия?
Для Лады – понятно. Про ее доклад забудут. Про него, Ваню, уж точно не забудут . Не забыть про него должен Аркадий Викторович.
Но ведь он единственный из учителей, который не просто понял, почему он тогда, в кабинете Аллы Александровны, взял на себя вину Лады. Он нашел такой прекрасный пример. И ведь Аркадий Викторович не мистер Доббинс. Тот, кто однажды оценил его рыцарский поступок – поступок Тома Сойера, непременно оценит такой же подвиг еще раз. Даже на своем уроке .
Эти мысли были дурацкими. В оправдание Вани можно сказать лишь одно: мысли о том, как Аркадий Викторович отнесется к его поступку, протекали где-то в стороне. Все умственные силы ушли на техническую подготовку и словесное сопровождение.
- Но вера в идолов вредит язычникам, она нередко лишает их разума, - сказал он, открывая сумку и начав делать там манипуляции, невидимые для всего класса.

[Аркадий]

- ???

Оказывается, доклад еще не закончен. Интересно, что еще он приготовил? Какой старательный и разумный ученик! Просто неправдоподобно для 12 – 13 лет, когда у многих в голове не то, что ветер – вакуум…

[Ваня]

- И тогда княгиня Ольга сказала древлянам: отойду от града, если дадите дань – воробья и горлицу с каждого двора.
Не так было и важно, как торопливо, сбиваясь, досказывал Ваню недоумевающему классу легенду о взятии княгиней Ольгой города Искоростеня. Важно то, что он делал.
А он, открыв сумку, лихорадочно привязывал «китайскую» бумажную ленту к лапке ошалевшего воробья. Прикрепил, разумеется слабо, чтобы отвязалась, как только взлетит.
Дальше было самое трудное. Он не раз пользовался кресалом, даже в дождливую погоду. Но никогда не делал этого в таких условиях – в сумке, да еще почти отпущенный воробушек начал дергаться.
Наконец, очередная искорка попала на трут. Родился маленький язычок огонька и тут же лизнул сухую бумагу.
- И тогда она выпустила птиц в город. Вот так! – крикнул Ваня, распахивая сумку.
Воробей взлетел под потолок, оставляя думный след.
Ваня был уверен, что птичка немедленно расстанется с лентой и она погаснет, упав на пол. Но, как назло, лента не торопилась падать.
Воробушек продолжал носиться под потолком, поджигая бумажные гирлянды. Вот он пронесся возле соломенных венков, висящих для средневекового антуража. Один из них вспыхнул. Обалделый Ваня еще успел подумать, что бумага пылает как сухая солома, а солома – горит как бумага.
Потом он ринулся со всех ног к окну – пусть птица вырвется на свободу. Но, запнулся в непривычной деревянной обуви и упал посредине класса. Металлический замок от сумки звучно ударился об пол.
Бумажные гирлянды вспыхивали одна за другой.

[Маришка]

Ванин доклад Мариша слушала с огромным удовольствием. Историю Древней Руси она любила неменьше сказок Старой Англии. И не раз воображала себя девушкой, живущей у Ладоги... Вот и сейчас Маришка замечталась и когда Ваня выпустил воробья, отпрянула от неожиданности. А уж когда птах начал летать по всему классу, поджигая герлянды...

- Твою м.... гирлянду! - завопила нежная и трепетная леди Сесил и вскочила на стул, пытаясь сорвать горящие украшения прежде, чем огонь дойдет до штор.

[Аркадий]

- Тихо, не орать! Без паники! Всем спокойно встать. Быстро, но не бегом выходим из класса, начиная с правого ряда, потом средний, потом левый. В коридоре не задерживаемся, спускаемся на первый этаж и одеваемся. Потом выходим на улицу – тихо, я сказал! – и стоим там у входа, никто никуда не уходит! Правый ряд – пошел!

Самое главное – вывести их из класса и из школы.

А сигнализация завыла и без меня… хорошая у нас сигнализация. Только бы молоденькие педагоги не растерялись! Только бы у них никого не передавили!

- Пошли, пошли, здесь никто не остается! Без вас потушат!

В коридоре топот, гам... огнетушитель ближайший - на этаже... выйти за детьми и побежать к нему, а пока - срывать гирляны там, где от них может перекинутся дальше... да где там! Поздно уже, перекинулось. Тогда осталось всем выйти и закрыть дверь. Класс сгорит, но не школа - охрана поможет, да и пожарные успеют...

Вот ведь, пригодились идиотские эти инструкции!

[Аркадий]

В вихре, гомоне, топоте взлетает маленький клочок бумаги, летит под ноги Аркадию, и прежде, чем выбежать из класса, он успевает машинально прочесть три слова: «я не готова». Знакомым почерком.

Но сейчас об этом думать не приходится…