Терапия

[Дина Дмитриевна]

ДД едва сумела сдержать розги, чтобы не хлестнуть мальчика по пальцам. Он получил уже 28 ударов, и горько плакал от боли. Попка была совершенно багровая от припухших полос. Она сразу села к нему на кровать и крепко обняла:

- Ну, все , все, мой маленький. Все, я прекратила. Успокойся. Я же обещала, что остановлюсь, как только ты попросишь.

[Ярик]

ДД едва сумела сдержать розги, чтобы не хлестнуть мальчика по пальцам. Он получил уже 28 ударов, и горько плакал от боли. Попка была совершенно багровая от припухших полос. Она сразу села к нему на кровать и крепко обняла:

- Ну, все , все, мой маленький. Все, я прекратила. Успокойся. Я же обещала, что остановлюсь, как только ты попросишь.

- Это всё? Или ещё будет? - Спросил Ярослав, прижав голову к плечу Дины Дмитриевны.
- Может хватит, а? Я отдохну, а потом остальное? - Предложил он, хлюпая носом и роняя слезу за слезой.

Выпоротое место горело, жгло. Боль заполнило всё тщедушное тело. Ярик уже пожалел, что согласился на такой эксперимент. Но ему казалось, что отказавшись от продолжения он обидит Дину Дмитриевну. А обижать её Ярка не хотел.

[Дина Дмитриевна]

- Это всё? Или ещё будет? - Спросил Ярослав, прижав голову к плечу Дины Дмитриевны.
- Может хватит, а? Я отдохну, а потом остальное? - Предложил он, хлюпая носом и роняя слезу за слезой.

- Я намеревалась дать тебе 40 розог, сейчас 28, - она осторожно положила руку на его попку, поглаживая и бережно разминая больное место, другой рукой стирая слезы со щек Ярика, - конечно отдыхай. Хочешь я тебе сюда чаю с ватрушками принесу? Ты не одевайся, я тебя просто чем-нибудь легоньким укрою.

[Ярик]

- Я намеревалась дать тебе 40 розог, сейчас 28, - она осторожно положила руку на его попку, поглаживая и бережно разминая больное место, другой рукой стирая слезы со щек Ярика, - конечно отдыхай. Хочешь я тебе сюда чаю с ватрушками принесу? Ты не одевайся, я тебя просто чем-нибудь легоньким укрою.

- Ладно.

Ярославик отлепился от учительницы и снова лёг на кровать.
"Сорок хотела, двадцать восемь дала. Значит осталось двенадцать." - мысленно подсчитал Ярка. Потом прислушался к своим ощущениям. Боль было, жгло, горело. Но в то же время что-то неуловимо изменилось. Ярик не мог точно сказать, но что-то было не так. Может с ним, может не с ним. Какое-то неуловимое изменение.

[Дина Дмитриевна]

ДД накинула на Ярика простынку и пошла на кухню. У нее тряслись руки, но начатое следовало доводить до конца. Надо было успокоить мальчика и уговорить его завершить лечебный сеанс. Она жадно выпила стакан воды, потом согрела чайник и налила Ярику чаю, поставила на поднос кружку, тарелку с ватрушками и эклером, вазочку с конфетами, которые он сам выбрал в магазине.

Нагруженная, она пошла в спальню. Ярик уже не плакал. Она поставила поднос на тумбочку:

- Гляди, что я тебе принесла!

[Ярик]

ДД накинула на Ярика простынку и пошла на кухню. У нее тряслись руки, но начатое следовало доводить до конца. Надо было успокоить мальчика и уговорить его завершить лечебный сеанс. Она жадно выпила стакан воды, потом согрела чайник и налила Ярику чаю, поставила на поднос кружку, тарелку с ватрушками и эклером, вазочку с конфетами, которые он сам выбрал в магазине.

Нагруженная, она пошла в спальню. Ярик уже не плакал. Она поставила поднос на тумбочку:

- Гляди, что я тебе принесла!

- Спасибо. - Ярик повернулся головой к тумбочке и невольно отметил, как изменился его голос. Он стал таким... более звонким. Ярка огляделся вокруг. Всё было как прежде, но...
Мальчик слопал эклер, запил чаем. Проглотил пару конфет. Его движения уже не напоминали те медленные, которые были когда он погрузился в темноту депрессии. И тут Ярка сообразил. Эта боль, она словно вытеснила из него всю тьму, в которой Ярослав пребывал. Вытеснила и отчистила душу. Не было обиды или злости, какие возникают при "обычных" порках. Боль и стресс изменили мировосприятие мальчика, словно кто-то вымыл грязные оконные стёкла, и они стали прозрачные как воздух. Мир в котором Ярик видел только темноту и мрак переставал существовать.
Окрылённый таким открытием Ярик доел ватрушку, передвинулся на середину кровати и сбросил с себя простынь.
- Диндмитривна, давай-те продолжать. - Весело позвал он. - Только давай-те без остановки и сразу со всей силой. Ладно? Я готов. - И Ярик вытянулся в струночку.

[Дина Дмитриевна]

Ярик доел ватрушку, передвинулся на середину кровати и сбросил с себя простынь.
- Диндмитривна, давай-те продолжать. - Весело позвал он. - Только давай-те без остановки и сразу со всей силой. Ладно? Я готов. - И Ярик вытянулся в струночку.

Крайне удивленная такой переменой настроения в еще недавно горько плачущем мальчике, Дина Дмитриевна тем не менее встала и взяла последний пучок розог:

- Еще недолго осталось, Солнышко. А ты не терпи молча, кричи.

Она хлестала все так же мерно, но теперь направляя удары крест накрест, покрывая всю попку свежими следами, обошла мальчика и продолжила сильнее, дав ему последние два удара с оттяжкой. Крови не было, но ягодицы сильно покраснели и последние оставленные рубцы сразу налились багровой припухлостью.

[Ярик]

Крайне удивленная такой переменой настроения в еще недавно горько плачущем мальчике, Дина Дмитриевна тем не менее встала и взяла последний пучок розог:

- Еще недолго осталось, Солнышко. А ты не терпи молча, кричи.

Она хлестала все так же мерно, но теперь направляя удары крест накрест, покрывая всю попку свежими следами, обошла мальчика и продолжила сильнее, дав ему последние два удара с оттяжкой. Крови не было, но ягодицы сильно покраснели и последние оставленные рубцы сразу налились багровой припухлостью.

Вот тут уж Ярочка оттянулся. Визжал, верещал, ревел, скулил, кричал, вопил и выл. И всё это на разные лады, в разных тональностях.
На этот раз было больнее, гораздо больнее чем в начале. Но Ярка терпел и не просил прекратить. Наоборот. Он почти ждал, хотел, чтоб пульсирующая боль заполнила его, как вода заполняет пустой сосуд. Жар разлился по телу, проник в самые дальние уголки. В пальцы рук и ног, в голову. Мальчишка начал хрипеть от собственных криков. А когда порка прекратилась, замолчал, встал на кровати на колени и обнял Дину Дмитриевну, воткнувшись в её кофту зарёванным лицом.

[Дина Дмитриевна]

ДД молча гладила его волосы и спину, сама медленно отходя от перренесенного только что ужаса. Никогда в жизни она не делала ничего подобного. Тем более с ребенком, с мальчиком, к странной судьбе которого испытывала огромное сочувствие и, наверное, уже что-то большее. Она нежно поцеловала залитые слезами щеки:

- Солнышко! Ты приляг, я тебе чем-нибудь помажу попку, хоть кремом от солнечных ожогов, чтоб прошло быстрее. Ладно?

[Ярик]

- Солнышко! Ты приляг, я тебе чем-нибудь помажу попку, хоть кремом от солнечных ожогов, чтоб прошло быстрее. Ладно?

- Ладно. - Согласился Ярослав, улыбаясь сквозь слёзы во весь рот. Оторвавшись от учительницы, он лёг на живот.
- Я слышал бодяга помогает. - Вспомнил он.

[Дина Дмитриевна]

- Ладно. - Согласился Ярослав, улыбаясь сквозь слёзы во весь рот. Оторвавшись от учительницы, он лёг на живот.
- Я слышал бодяга помогает. - Вспомнил он.

- Нет, бодяга помогает от глубоких синяков, а у тебя синяков почти нет, ведь удары розгой обжигают кожу, но не ушибают сильно мышцы. Так что только кожу надо лечить, - Дина Дмитриевна нашла в туалетном столике жидкий крем, сняла кольца с пальцев и налила прохладный крем на воспаленную кожу Ярика.

- Потерпи чуть-чуть, маленький, - она быстро втерла крем в горячие рубцы, - полежи так, пусть попка высохнет.

[Ярик]

- Нет, бодяга помогает от глубоких синяков, а у тебя синяков почти нет, ведь удары розгой обжигают кожу, но не ушибают сильно мышцы. Так что только кожу надо лечить, - Дина Дмитриевна нашла в туалетном столике жидкий крем, сняла кольца с пальцев и налила прохладный крем на воспаленную кожу Ярика.

- Потерпи чуть-чуть, маленький, - она быстро втерла крем в горячие рубцы, - полежи так, пусть попка высохнет.

Ярослав расслабился. Какие процессы происходили в его организме в это время, никому не известно. Мальчик перестал плакать и, немного даже, повеселел.
Ярик даже ногами начал болтать и потянулся к тумбочке, за оставшимися конфетами.
Проглотил первую, взял в рот вторую. Сунулся чаю глотнут, а чашка былы пуста. Ярка молча, с умоляющим видом, показал чашку Дине Дмитривне.

[Дина Дмитриевна]

ДД улыбнулась ему и принесла еще чаю, сладкого-сладкого:

- Полегчало тебе, Солнышко? Прошла острая боль? - она села рядом с мальчиком, снова укрыла его, - Спать, может, хочешь? Вообще, рано еще.

[Ярик]

ДД улыбнулась ему и принесла еще чаю, сладкого-сладкого:

- Полегчало тебе, Солнышко? Прошла острая боль? - она села рядом с мальчиком, снова укрыла его, - Спать, может, хочешь? Вообще, рано еще.

- Не. Пока не хочу. - Бодренько ответил Ярик, отпивая чаю. - Как-то, знаете, такое ощущение, что вы этой розгой что-то такое сделали, что я сам никак не пойму.

Ощущения Ярослава были непохожи на все те, какие он испытывал ранее. Он стал видеть окружающий мир как-то по иному. Словно кто-то стёр с него пыль, и всё вокруг заиграло буйством красок. Тёмное и печальное стало незаметным, или совсем исчезло. Светлое и приятное таким и осталось, но стало более заметным и теперь Ярка удивлялся - как он этого раньше не замечал.
Не приезжают родители? Ну и хрен с ними. Поговорить всегда есть с кем.
Дед не пишет? Значит занят очень, напишет когда время найдёт.
Из Гимназии в посёлок не выпускают? А чего там делать, в этом посёлке? В одной этой Гимназии развлечений на весь посёлок хватит. Сделал уроки - весь день свободен.

Ярослав болтал ногами, жевал крекеры и конфеты. О порке напоминали только багровые полоски на его теле. Сам он даже и не печалился по этому поводу. Просто наслаждался внезапно открывшимся перед ним позитивом.

[Дина Дмитриевна]

- Ну, а что тебе хочется? Телевизор посмотреть? В шашки сыграть? Может, съесть еще что-нибудь?- затормошила мальчика ДД; он выглядел совершенно успокоившимся и враз повеселевшим:

- Ярик, ты встать сможешь? Не надо одеваться, я тебе халат банный дам, ты завернешься в него и в гостиной на диване устроишься. Пойдет? - ДД искренне считала, что натерпевшийся мальчишка теперь имеет полное право покапризничать.