Костры бывают разные

[Юрий Васильевич]

Девочки понурились, но послушно пошли за мной. По пути они правда пытались негромко переговариваться, но я не препятствовал, отлично понимая, что им страшно.

Остановившись около рыдальни, я распахнул дверь, обвёл девочек внимательным взглядом и решил пригласить сначала новенькую.

- Вика, ты первая, заходи, - кивнул я внутрь, - а ты жди здесь и никуда не уходи, - это было уже Вихровой.

[Вика Андреева]

- Вика, ты первая, заходи, - кивнул я внутрь,

Вика даже обрадовалась тому, что учитель решил наказать ее первой: не надо было мучиться в ожидании возмездия. Поэтому она быстро шагнула в комнату с жутким названием и замерла, постепенно расширяющимися глазами рассматривая ее. Особенное впечатление на нее произвели скамейка и розги. Вика, конечно, слышала, что детей наказывают этими ужасными противными прутьями, но получать так самой ей еще не доводилось. Папа наказывал ее обычно ремнем, а бабушка могла только подшлепнуть или ухватить за ухо.
Вика сделала несколько шагов и остановилась посреди комнаты, опустив голову и скашивая глаза на Юрия Васильевича.

[Юрий Васильевич]

Вика сделала несколько шагов и остановилась посреди комнаты, опустив голову и скашивая глаза на Юрия Васильевича.

Я не стал ждать ответа Николь и как только Вика переступила порог рыдальни, зашёл следом и запер дверь на ключ. Конечно же девочка не пошла сразу к лавке, а остановилась и осмотрелась - всё же впервые тут, хотя явно должна быть в курсе что происходит в этой комнате.

- Вика, ты понимаешь как я тебя накажу? - решил всё же уточнить я.

[Николь]

- Вика, ты первая, заходи, - кивнул я внутрь, - а ты жди здесь и никуда не уходи, - это было уже Вихровой.

Нику снова охватило чувство безудержного страха, так как томительное ожидание было всегда для нее еще хуже самого наказания. Она проводила взглядом испуганную подругу и, услышав хлопок , закрывшейся за ней и учителем, двери, вздрогнула, потом оглянулась, оперлась лопатками о стену и задрала кверху затылок. Гулкое биение сердца мерно отсчитывало минуту за минутой вперед. От волнения от нервно разминала пальцы, переминалась с ноги на ногу и морщила лицо,представляя картину , происходившую за стеной.

[Вика Андреева]

Я не стал ждать ответа Николь и как только Вика переступила порог рыдальни, зашёл следом и запер дверь на ключ.

А Вы зачем дверь закрыли?! - Вика никак не могла совладать со своими глазами, продолжающимися расширяться при виде закрытой двери и гримасой страха, исказившей лицо, когда она поняла, что назад из рыдальни путь только один - через боль и слезы.

- Вика, ты понимаешь как я тебя накажу? - решил всё же уточнить я.

Вика молча кивнула и, глядя на ведро с прутьями, чуть хриплым от волнения голосом уточнила: -Вот этими ветками?! - и невольно передернула плечами.
Ее язык не поворачивался, чтобы выговорить леденящее душу слово "розги".

[Юрий Васильевич]

А Вы зачем дверь закрыли?!

- Затем, чтобы никто не вошёл и не побеспокоил нас, - наверняка девочка восприняла закрытую дверь как факт, ограничивающий её свободу. Конечно в какой-то степени это тоже присутствовало, но первоначальная цель была мною озвучена.

-Вот этими ветками?! - и невольно передернула плечами.

Я проследил за взглядом девочки - розги в ведре и правда выглядели зловеще, особенно если видишь их впервые, но сегодня Вика не узнает что это такое и с чем их едят, хотя повод бояться никто конечно не отменял.

- Надеюсь, тебе не придётся узнать как больно, когда секут этими ветками, но в том, что я тебя выпорю - ты права. Сегодня ограничимся ремнём. Ты уже знакома с таким способом воспитания?

[Вика Андреева]

- Затем, чтобы никто не вошёл и не побеспокоил нас

Ааа... Спасибо...- с заметным облегчением протянула Вика и впервые за все время открыто посмотрела в глаза Юрию Васильевичу. Она и сама не смогла бы толком объяснить, почему ее так испугала закрытая на ключ дверь. Убегать она не собиралась, так же, как и понимала, что убивать ее в этой комнате тоже не будут. Просто непонятное было спокойно разъяснено и от этого стало чуточку легче.

- Надеюсь, тебе не придётся узнать как больно, когда секут этими ветками

На мгновение в глазах незадачливой шестиклассницы вспыхнули радостные огоньки, но
прозвучавший следом вопрос вновь заставил ее смущенно спрятать взгляд.

Сегодня ограничимся ремнём. Ты уже знакома с таким способом воспитания?

"Ремнем!" - кто бы сказал Вике пару часов назад, что она будет радоваться такому наказанию... Знакомый с ранних лет ремень по сравнению с розгами вдруг показался едва ли не воспитательным пряником... Но внутреннее ликование длилось совсем недолго.
-Еще бы... - мрачно протянула Вика, вспомнив отнюдь не веселые пляски под папиным ремешком. -Вот только... - девочка осеклась и подумала о том, что наказание родным человеком, каким бы болезненным и стыдным оно ни было, не идет ни в какое сравнение с поркой, полученной от чужого дядьки...
Впрочем, насчет "дядьки" Вика понимала, что слегка загнула. Юрий Васильевич не вызывал у нее никаких отрицательных эмоций, да и в семье всегда царил культ учителя. "Учитель всегда прав!" - эта мысль была внушена девочке с первого класса и по счастливой случайности, а может, совсем и не случайно, ей попадались учителя, которые полностью соответствовали этому убеждению папы и бабушки. Просто Юрий Васильевич пока был для нее абсолютно чужим человеком. А с другой стороны это было и лучше. Пока Вика могла воспринимать наставника как доктора, прописавшего ей горькое, но полезное лекарство. А это избавляло ее от дополнительных рефлексий.
Поэтому она сняла пиджак, повесила его на спинку стула и сделала шаг к скамье: -Мне сюда ложиться?

[Юрий Васильевич]

-Еще бы... - мрачно протянула Вика, вспомнив отнюдь не веселые пляски под папиным ремешком. -Вот только...

Судя по фразе, опыт у Андреевой такой был и подробно что и как можно было не объяснять, хотя что-то она всё-таки хотела спросить, но не решалась. Я собирался ей помочь, но она заговорила сама, правда совсем не о том.

-Мне сюда ложиться?

Я не стал уточнять что же она хотела спросить, чем быстрее мы начнём, тем быстрее закончим, так что лучше не тянуть, да и Вика уже готова устроиться.

- Да, ложись на лавку, - пояснять то, что надо снять штаны я тоже не стал, раз у девочки опыт есть. Конечно, кто-то мог и через одежду пороть, но у нас ещё и Устав был, где такие моменты чётко прописаны.

[Вика Андреева]

- Да, ложись на лавку, - пояснять то, что надо снять штаны я тоже не стал, раз у девочки опыт есть.

Ааа...? - Вика и правда хотела задать риторический вопрос о том, нужно ли оголять место, которым придется расплачиваться за собственную глупость. Все-таки, непросто вот так, самой взять да и обнажить его. Но с другой стороны девочка прекрасно знала, какой последует ответ, поэтому, подойдя к лавке, и, чувствуя, как краска начинает заливать лицо, молча завела руки под юбку, опуская колготки и трусики под попку, а потом, приподняв сзади юбку, улеглась, спрятав лицо в руках и затаив от стыда и страха дыхание.

[Юрий Васильевич]

Девочка и правда всё знала и не стала ни задавать вопросов, ни тянуть резину, а просто молча улеглась. Прямо на неё я не смотрел, чтобы не доставлять лишних неудобств, но всё равно видел, что она уже готова.

Подойдя к шкафу, я распахнул дверцы и выбрал ремень - чёрный, достаточно мягкий и не слишком тяжёлый - для первого раза будет вполне достаточно.

- Ну что ж, Вика, - сказал я, вставая от лавки слева, - сейчас ремешок тебя поучит как себя можно вести, а как нельзя.

- Шлёп! - раздалось почти сразу же. На попке проступил розовый след, показывая своей интенсивностью, что удар не был слишком сильным. - Шлёп! Шлёп! - ещё два, почти таких же, для начала.

[Вика Андреева]

- Шлёп! - раздалось почти сразу же.

Вика глубоко вдохнула и вновь задержала дыхание. Первый удар как всегда оказался вполне сносным. "Если бы все такими были..." - без особой надежды подумала ученица, как тут же попку огрели еще два шлепка. Боль начинала накапливаться и девочка шумно выдохнула, со страхом ожидания усиления страданий.

[Юрий Васильевич]

Девочка терпела, звонкие шлепки пока сопровождало лишь интенсивное сопение, но это явно пока, потому как интенсивность с каждым ударом я увеличивал, ведь не погладить её сюда пришёл, а выпороть. Так выпороть, чтобы надолго запомнилось.

- Шлёп!.. Шлёп!.. Шлёп!.. Шлёп!.. - щёлкал ремень, равномерно обрабатывая половинки. - Шлёп!.. Шлёп!.. Шлёп!.. Шлёп!.. - с небольшими паузами и не слишком частя, давая и прочувствовать каждый шлепок и немного стряхнуть после него боль.

[Вика Андреева]

Девочка терпела, звонкие шлепки пока сопровождало лишь интенсивное сопение, но это явно пока, потому как интенсивность с каждым ударом я увеличивал, ведь не погладить её сюда пришёл, а выпороть. Так выпороть, чтобы надолго запомнилось.

Конечно, Вика понимала, что легкими шлепками дело не обойдется, но все же у нее была надежда, что в гимназии наказывают не очень строго. Откуда у нее появились такие мысли, она и сама бы не смогла объяснить. Девочка наивно считала, что только близкие люди могут причинять по-настоящему серьезную боль ребенку в воспитательных целях. Порку в гимназии она до этого момента воспринимала скорее как устрашающее и стыдящее средство приведения мозгов в порядок. Но с каждым усиливающимся ударом шестиклассница понимала, как она заблуждалась.
Вот уже ноги стали жить своей отдельной от остального тела жизнью: сначала пальчики поджались, потом скрестились ступни и стали поколачивать по лавке, а потом, после особенно хлесткого удара, ноги взметнулись вверх. Одновременно Вика приподнялась на лавке на локтях, запрокинула голову назад и сморщившись вскрикнула: -Ой, больно! - чувствуя, как глаза наливаются слезами.

[Юрий Васильевич]

Вот уже ноги стали жить своей отдельной от остального тела жизнью: сначала пальчики поджались, потом скрестились ступни и стали поколачивать по лавке, а потом, после особенно хлесткого удара, ноги взметнулись вверх. Одновременно Вика приподнялась на лавке на локтях, запрокинула голову назад и сморщившись вскрикнула: -Ой, больно! - чувствуя, как глаза наливаются слезами.

- Ну так на то она и порка, - Шлёп! Шлёп! Шлёп! – чтобы больно было. Что уж поделать, если без этого вы никак не хотите следовать правилам, - Шлёп! Шлёп! Шлёп! – А так хоть что-то остаётся в голове!

Больше я силу не увеличивал, порка итак была более чем чувствительной, а на первый раз наверняка казалось девочке просто кошмарной.

[Вика Андреева]

- Ну так на то она и порка, - Шлёп! Шлёп! Шлёп! – чтобы больно было.

Боль стала нестерпимой. По Викиным расчетам порка уже давно должна была прекратиться, но, похоже Юрий Васильевич и не думал останавливаться. "Да сколько же еще?!" Вика надеялась, что каждый удар окажется последним, но ремень продолжать терзать попку и Вика перестала себя контролировать.
-Бооольно! Не нааадо! Ну пожааалуйста! Юююрий Василич! Я Вас очень прошу, не нааадо! - в слезах умоляла она учителя, то поднимая попу вверх, а потом плюхаясь обратно на лавку, то виляя ею из стороны в сторону, бессознательно стараясь избежать нового обжигающего удара и, наконец, почувствовав, что вот-вот соскочит со скамьи прибегла к последнему средству: -Простите меня! Пожааалуйста! Я больше не буду!

Больше я силу не увеличивал, порка итак была более чем чувствительной, а на первый раз наверняка казалось девочке просто кошмарной.

Вика даже не могла себе представить, что боль может быть такой сильной. Дома порка обычно прекращалась после ее нескольких криков, здесь же все было по-другому и, срываясь на визг, страдальчески вытаращив затуманенные слезами глаза, девочка, еще больше сбивая дыхание, непрерывно вопила: -Небудунебудунебудунебуду!!!