Grab & Grind для новичка

[Тимофей Астафьев]

Тим кисло подумал, что гулял-то он одетым, а раздетым был потом, в кабинете директора. Бр-р-р, такое себе воспоминание.

- Садись, померяем температуру, - медсестра кивнула на кушетку, пошла к шкафчику и вытащила электронный градусник. - Засовывай подмышку!

Мальчик взял градусник, сунул под джемпер. Кушетка была довольно высокой, так что тапки быстро с него свалились. Почему тапки? Надо было что-то другое выбрать, в комнате валялись кеды.
- А когда вытащить? Он запищит?

[Татьяна]

- А когда вытащить? Он запищит?

- Да, запищит, - девушка кивнула и добавила: - Руку только поплотнее прижми.

На вид мальчишка выглядел больным, глаза блестели, волосы выглядели спутанными, глаза отёкшими. Наверняка придётся оставить в изоляторе.

[Тимофей Астафьев]

- Да, запищит, - девушка кивнула и добавила: - Руку только поплотнее прижми.

Тим прижал руку плотнее и стал ждать сигнала. В какой-то момент он поймал взгляд директора, но тут же отвел глаза.
Градусник запищал. Тим достал его:
- Тридцать шесть и девять, - объявил Астафьев, не взглянув на цифры. Он знал, шансов нет, чтобы ему поверили и остановились на этом симпатичном градусе, поэтому отдал термометр Татьяне.

[Татьяна]

- Тридцать шесть и девять, - объявил Астафьев, не взглянув на цифры. Он знал, шансов нет, чтобы ему поверили и остановились на этом симпатичном градусе, поэтому отдал термометр Татьяне.

Бровь у Тани удивлённо полезла вверх - озвученные цифры никак не соответствовали той картине, которую она наблюдала. Так что первое, что она сделала - это посмотрела сама на градусник.

- Ты хотел сказать 39,6? - было не понятно, врал мальчишка или температура уже сказывалась. - У тебя в глазах не двоится? - медсестра перевела взгляд на Николая Александровича, не зная что ждать от этого мальчишки. Правда директор ей вряд ли сейчас что-то скажет, но всё же...

[Николай Александрович]

Тим прижал руку плотнее и стал ждать сигнала. В какой-то момент он поймал взгляд директора, но тут же отвел глаза.
- Тридцать шесть и девять, - объявил Астафьев, не взглянув на цифры.

Бровь у Тани удивлённо полезла вверх.
- Ты хотел сказать 39,6? У тебя в глазах не двоится? - медсестра перевела взгляд на Николая Александровича.

- Он просто вредничает... - другого объяснения у меня не было. Это Тим с такой высокой температурой сидел сегодня на уроках? Сам промолчал и никто из учителей ничего не заметил... Я нервно вздохнул и подошёл к мальчику. Он мог сколько угодно проявлять свой характер, демонстрировать, что быть здесь не хочет и вообще ничего не хочет, но сейчас на него сердиться не получалось. Я погладил его по голове, с некоторой тревогой ощутив под ладонью горячую шею ребёнка. Его нужно было поскорее уложить.

[Тимофей Астафьев]

- Ты хотел сказать 39,6? - было не понятно, врал мальчишка или температура уже сказывалась. - У тебя в глазах не двоится?

Тим не хотел ничего такого. Он хотел пошутить, сказать, что температура у него в пределах нормы и его можно отпускать в комнату. Но Таня почему-то не заценила... Неужели у него действительно такая высокая температура? Тимофей прислушался к себе: да, определенно что-то было не так... Тим неуверенно посмотрел на директора, а потом на Таню.

[Татьяна]

- Он просто вредничает... - другого объяснения у меня не было.

Ей показалось, что Тимофей просто туго соображает от такой температуры, тем более, что на её вопрос он так и не ответил.

Таня взяла стетоскоп и подошла к мальчишке ближе, наблюдая умилительную картину - как-то она не замечала раньше от Николая Александровича таких проявлений нежности к ученикам.

- Поднимай кофту, - сказала она, - надо тебя послушать. - И пока шестиклассник сделает, что она сказала, повторила вопрос: - Так что с глазами? Всё нормально? Или двоится? - такой симптом тоже вполне мог присутствовать, несмотря на "вредность".

[Тимофей Астафьев]

- Поднимай кофту, - сказала она, - надо тебя послушать. - И пока шестиклассник сделает, что она сказала, повторила вопрос: - Так что с глазами? Всё нормально? Или двоится? - такой симптом тоже вполне мог присутствовать, несмотря на "вредность".

Что-то в тоне Татьяны было такое... Будто она подозревает у него не только проблемы с глазами, но и со слухом.
- Все нормально, - сказал Тим. Картинка немного плыла, когда он двигал головой, но видел он нормально, и подробно останавливаться на этом не захотел.
Тим послушно задрал джемпер и футболку, поежился, ожидая холодное прикосновение круглой штучки.

[Татьяна]

Тим послушно задрал джемпер и футболку, поежился, ожидая холодное прикосновение круглой штучки.

Она не могла не заметить поёживаний, да и понимала она мальчишку прекрасно, металл всегда казался холодным, а уж тем более, когда сам как печка. Таня сделала резкий глубокий выдох на головку стетоскопа, согревая его своим дыханием. Надолго этого конечно не хватало, но первое, самое неприятное прикосновение, сглаживалось.

- Подыши медленно и глубоко, - попросила она Тима.

[Тимофей Астафьев]

- Подыши медленно и глубоко, - попросила она Тима.

Тим подышал медленно и глубоко: вдох-выдох, вдох-выдох. Чем глубже он дышал, тем больше ему хотелось спать. Его голова напоминала ему воздушный шарик, невесомый, без единой мысли. Звуки вдруг исчезли, остался только тоненький звон в затылке. Таня была права, у него что-то с ушами. Тим пошевелился, встряхнул головой, и на какое-то время это помогло. Зато в глазах заплясали пятнышки. Они были похожи на блестки, и рассматривать их было интересно.

[Татьяна]

Таня внимательно вслушивалась в дыхание, но не слышала ничего подозрительного, правда в какой-то момент ей показалось, что Астафьев сейчас свалится в обморок, поэтому она аккуратно придержала его за локоть.

- Чуть-чуть ещё посиди, я горло посмотрю и ляжешь.

Девушка проворно достала одноразовый деревянный шпатель и вытащила его из упаковки.

- Открой рот и скажи "ААА"!

[Николай Александрович]

- Чуть-чуть ещё посиди, я горло посмотрю и ляжешь.
Девушка проворно достала одноразовый деревянный шпатель и вытащила его из упаковки.
- Открой рот и скажи "ААА"!

Я понимал, что мне тут делать больше нечего. Тимофей оставался в надёжных руках - в этом я не сомневался. Возможно, моё присутствие мальчика только смущало.

- Я зайду позже, - тихо сказал я медсестре и направился к выходу.

[Тимофей Астафьев]

- Чуть-чуть ещё посиди, я горло посмотрю и ляжешь.
Девушка проворно достала одноразовый деревянный шпатель и вытащила его из упаковки.
- Открой рот и скажи "ААА"!

Таня чем-то зашуршала и что-то ему сказала.
- Меня тошнит, - пробормотал Тим вместо ответа. Пятнышек становилось все больше. Его не тошнило по-настоящему: пропущенный завтрак не мог проситься наружу, но в лексиконе Астафьева не было слов, чтобы описать свое состояние. Реальность ускользала, высвечивая только некоторые детали: складка на рукаве почти безупречно отглаженного халата, аккуратные пальцы медсестры, блеск стетоскопа, который, казалось, проникал прямо в мозг, шаги директора.
Тим сполз с кушетки, рассчитывая, что на стоя твердом полу ему будет лучше, но пол странно качнулся.

[Татьяна]

- Я зайду позже, - тихо сказал я медсестре и направился к выходу.

Только она хотела кивнуть Николаю Александровичу, как Тим заставил её изменить планы...

- Меня тошнит, - пробормотал Тим вместо ответа.
Тим сполз с кушетки, рассчитывая, что на стоя твердом полу ему будет лучше, но пол странно качнулся.

- Николай Александрович, задержитесь ещё на минутку, помогите мне, пожалуйста, - попросила она, подхватывая мальчика, чтобы он не упал. Осмотр горла отодвинулся на второй план. - Давайте отведём его в изолятор.

[Николай Александрович]

- Меня тошнит, - пробормотал Тим вместо ответа.

- Николай Александрович, задержитесь ещё на минутку, помогите мне, пожалуйста, - попросила она, подхватывая мальчика, чтобы он не упал. - Давайте отведём его в изолятор.

Я обернулся, не ожидая, что ситуация вдруг так резко ухудшится. Конечно, не помочь Татьяне я не мог.

- Я сам... - крепко прижав Тима к себе, я обхватил его за плечо и осторожно повёл в изолятор, следя за тем, чтобы случайно не наступить ему на ногу - мальчишка потерял свои тапки, когда сидел на кушетке, и сейчас шёл босиком. В изоляторе было пусто и очень чисто. Я выбрал кровать возле окна и посадил на неё ребёнка, предварительно откинув тщательно заправленное одеяло. Мне не хотелось читать ему нотации - мол, видишь, до чего доводит бездумное отношение к своему здоровью. Ему сейчас было не до этого. Вместо слов я задержал на нём тревожный взгляд и отошёл в сторону.