Укрощение ленивой

[Николай Александрович]

Настя сильно закусила губу и быстро перевела взгляд с Елены Викторовны на Николая Александровича.
—Мммммм...—то ли простонала, то ли проплакала девочка, так и не предпринимая никаких действий.

- Два!

[Настя Голубева]

- Два!

В голове был полный сумбур и паника. Там будто бегали маленькие человечки, все раскидывали в разные стороны и кричали: «ААААААААААА!», и ещё там был пожар.
Настя горько всхлипнула и совсем немного потянула колготки вниз, всего на один сантиметр. Нет! Она не может! Ей страшно, ей стыдно, она не ожидала, что все так закончится! Зачем директор сюда пришёл?! Если бы здесь была только математичка, она бы ее уговорила!
—Николай Александро...вич, Е...Елена Вик...торовна...—голос сорвался на рев,—я б...больше не будууу! Простиииите!

[Елена Викторовна]

Как и следовало ожидать, Настя готова не была. Она стояла у лавки и никак не решалась оголить попу и лечь, даже когда Николай Александрович начал считать. Что же, я ее понимала - это действительно должно быть очень страшно. Но вот ждать здесь, пока Голубева решится, у меня не было никакого желания.

—Николай Александро...вич, Е...Елена Вик...торовна...—голос сорвался на рев,—я б...больше не будууу! Простиииите!

Я отрицательно покачала головой.
- Настя, я понимаю, что тебе страшно, но не заставляй применять к тебе силу. Прояви хоть какую-то сознательность. Лучше подумай о том, почему ты здесь оказалась и как сделать так, чтобы больше сюда не попадать. Наказана ты будешь в любом случае, но если ты не ляжешь добровольно, твое наказание будет увеличено. Так что, последний раз предлагаю по-хорошему: спускай колготки с трусами и ложись.

[Николай Александрович]

- Настя, я понимаю, что тебе страшно, но не заставляй применять к тебе силу. Прояви хоть какую-то сознательность. Лучше подумай о том, почему ты здесь оказалась и как сделать так, чтобы больше сюда не попадать. Наказана ты будешь в любом случае, но если ты не ляжешь добровольно, твое наказание будет увеличено. Так что, последний раз предлагаю по-хорошему: спускай колготки с трусами и ложись.

Вот это именно то, что я планировал здесь предотвратить: слёзы, просьбы о прощении и бесконечное топтание на месте. Мне, наверное, стоило произнести "три" и уложить Настю силой, но Елена Викторовна воспользовалась своим правом увеличить наказание, если девчонка не начнёт слушаться. Это действительно не нарушало устав, который Голубева должна была знать, поэтому я не стал вмешиваться.

[Настя Голубева]

- Настя, я понимаю, что тебе страшно, но не заставляй применять к тебе силу. Прояви хоть какую-то сознательность. Лучше подумай о том, почему ты здесь оказалась и как сделать так, чтобы больше сюда не попадать. Наказана ты будешь в любом случае, но если ты не ляжешь добровольно, твое наказание будет увеличено. Так что, последний раз предлагаю по-хорошему: спускай колготки с трусами и ложись.

«Прояви сознательность»! Сама бы так постояла перед лавкой, а Настя бы посмотрела, как она «проявлять сознательность» будет!
Если Николая Александровича Голубева очень боялась, но при этом уважала, то противная Елена Викторовна, кроме страха вызывала лишь злость. На директора шестиклассница никогда бы не то что кричать, но даже мысленно злиться не осмелилась. А на математичку... Девчонка сейчас даже больше злилась на неё, чем боялась! Это ведь все из-за неё! Из-за неё и из-за этих тупых задач!
Самое обидное, что деваться реально было некуда. Сейчас Николай Александрович скажет «три!», и если она, Настя, не послушается, то запросто уложит ее сам, а Мымра Викторовна ей добавит. Голубева знала, насколько сложно бывает вытерпеть даже один удар. А если добавят пять? Или десять?! Или пятнадцать?!
Рыдая и всхлипывая от страха, обиды, отчаяния и бессилия, Настя стянула трусы с колготками до колен и улеглась животом на жесткую поверхность лавки. Юбку девочка задирать не стала. Это была последняя, хоть и не слишком надежная защита.
—Не наааааадо!—скорее по привычке, чем по-настоящему веря в то, что это поможет, протянула шестиклассница.

[Николай Александрович]

Рыдая и всхлипывая от страха, обиды, отчаяния и бессилия, Настя стянула трусы с колготками до колен и улеглась животом на жесткую поверхность лавки. Юбку девочка задирать не стала.
—Не наааааадо!—скорее по привычке, чем по-настоящему веря в то, что это поможет, протянула шестиклассница.

Я наклонился и откинул Голубевой юбку. Её красная, очень сильно отшлёпанная попа почти не изменила своего яркого оттенка, хотя Настя потратила много времени на пустое нытьё.

- Ты будешь лежать смирно или тебя привязать? - строго спросил я девочку, после чего взглянул на Елену Викторовну. Это было последнее, что, возможно, стоило сделать, учитывая, с каким трудом Настя легла и как долго она уже плакала и боялась. Впрочем, сам я без особой необходимости детей никогда не привязывал, поскольку считал, что лежать и терпеть, контролируя свои руки, - это тоже часть наказания. И да, мне бы хотелось, чтобы Настя всё-таки с собой справилась.

[Настя Голубева]

Какой же стыд, когда с тебя так запросто откидывают юбку, словно и не видя в этом ничего такого! На какой-то момент Настя даже пожалела, что не сделала это сама. Впрочем, она быстро об этом забыла.

- Ты будешь лежать смирно или тебя привязать?

—Не надо привязывать!—воскликнула Голубева.
Ей и так уже было ужасно страшно, а мысль, что она не сможет шевелиться вызывала настоящий ужас.
—Я сама!
В знак подтверждения своих слов девчонка крепко вцепилась руками в края лавки.

[Елена Викторовна]

—Не надо привязывать!—воскликнула Голубева.
Ей и так уже было ужасно страшно, а мысль, что она не сможет шевелиться вызывала настоящий ужас.
—Я сама!

Ну сама, так сама. По правде говоря, мне не хотелось привязывать девчонку. Можно попробовать и так, а там уж как получится ...
Я сложила ремень вдвое и подошла к лавке. По-хорошему, надо было спросить Настю, понимает ли она за что именно она будет наказана, так как уверенности в этом у меня не было, даже несмотря на то, что ей объяснили более, чем доступно. Но я понимала, что ничего внятного я сейчас от нее не услышу.
Я несильно взмахнула рукой, и ремень со свистом опустился на попу гимназистки. На и без того красной поверхности теперь красовалась не менее красная полоска.

[Николай Александрович]

—Не надо привязывать!—воскликнула Голубева.
—Я сама!
В знак подтверждения своих слов девчонка крепко вцепилась руками в края лавки.

Я сложила ремень вдвое и подошла к лавке ... несильно взмахнула рукой, и ремень со свистом опустился на попу гимназистки.

Наказание началось без предисловий...

- Елена Викторовна, - я отошёл в сторону и, пока Настя бурно переживала первый удар, снял с кольца ключ от этой комнаты и отдал его учительнице. - Я пойду. Заприте за мной дверь изнутри, чтобы Вам никто не помешал, а потом, когда закончите, пускай Настя мне этот ключ занесёт. Я буду у себя в кабинете.

Мельком взглянув на плачущего ребёнка, я направился к двери.

[Настя Голубева]

Ожидание первого удара... Оно такое бесконечное, такое жуткое, такое вязкое! Кажется, что даже воздух в комнате застыл, а время остановилось.
Каждая мышца девчонки была ужасно напряжена, слезы градом катились из глаз, пальцы ног вздрагивали, и Настя ощущала какое-то ужасное давление...даже не учителей, а самой атмосферы рыдальни всеми клеточками своего тела. Попа инстинктивно сжималась в предчувствии знакомого, но такого болючего первого удара.

Я несильно взмахнула рукой, и ремень со свистом опустился на попу гимназистки. На и без того красной поверхности теперь красовалась не менее красная полоска.

—Айяяяяяяяяяя!!!—Голубева заревела с утроенной силой.
Кто вообще придумал, что ремень легче, чем розги?! Ужасно больно! А каково терпеть этот ремень после того, как тебя уже отшлепали?!

- Елена Викторовна, - я отошёл в сторону и, пока Настя бурно переживала первый удар, снял с кольца ключ от этой комнаты и отдал его учительнице. - Я пойду. Заприте за мной дверь изнутри, чтобы Вам никто не помешал, а потом, когда закончите, пускай Настя мне этот ключ занесёт. Я буду у себя в кабинете.

Мельком взглянув на плачущего ребёнка, я направился к двери.

Взрослые что-то решали между собой, но Настя пропустила это мимо ушей. У неё сейчас были проблемы поважнее, чем какой-то там ключ! Девчонка громко рыдала и пыталась справиться с болью. А ведь это был только первый удар...
Впрочем, то что директор уходит не могло не радовать. Один разъяренный взрослый—это плохо, а два—это уже полный кошмар!
Хотя, конечно... Вот Николай Александрович уйдёт, они останутся с математичкой вдвоём и та опять будет орать!!!

[Елена Викторовна]

- Елена Викторовна, - я отошёл в сторону и, пока Настя бурно переживала первый удар, снял с кольца ключ от этой комнаты и отдал его учительнице. - Я пойду. Заприте за мной дверь изнутри, чтобы Вам никто не помешал, а потом, когда закончите, пускай Настя мне этот ключ занесёт. Я буду у себя в кабинете.

- Спасибо, Николай Александрович, - сказала я, беря ключ. Конечно, я прослежу, чтобы Настя занесла его Вам.

[Николай Александрович]

- Спасибо, Николай Александрович, - сказала я, беря ключ. - Конечно, я прослежу, чтобы Настя занесла его Вам.

Прежде чем выйти, я в последний раз посмотрел на Голубеву. Девчонка плакала так горько, что оставаться совсем равнодушным не получалось. А ведь порка, по сути, толком даже не началась.

Я вздохнул, зная, что дальше будет только хуже.

- Вы справитесь, - тихо сказал я Елене Викторовне и, стараясь поскорее закрыть дверь, вышел в коридор.

[Елена Викторовна]

- Вы справитесь, - тихо сказал я Елене Викторовне и, стараясь поскорее закрыть дверь, вышел в коридор.

- Да, конечно, - кивнула я.
Когда директор вышел, я тут же закрыла дверь на ключ и положила его в карман.
- Настя, мы продолжаем, - сказала я непрекращающей рыдать девочке.
Конечно, я тоже не могла остаться равнодушной. Наверное, в глазах Насти, я была такой бездушной теткой, этакой мегерой, которая только и умеет, что орать и наказывать. Но это было совсем не так... Но что, делать, если этот ребенок заслужил такое наказание? Надо было продолжать.
Я подошла к Насте и еще раз хлестнула ее по попе, и еще раз, и еще... Силу я не увеличивала, ей должно было быть и так несладко.

[Настя Голубева]

Небольшой перерыв, пока Николай Александрович и Елена Викторовна разбирались с ключом, конечно, не мог не радовать. Девчонка воспользовалась моментом, чтобы потереть свою несчастную попу. Она была такой горячей... А до окончания целая вечность!

- Настя, мы продолжаем, - сказала я непрекращающей рыдать девочке.
Я подошла к Насте и еще раз хлестнула ее по попе, и еще раз, и еще...

Голубева всхлипнула и убрала руку. С математички ведь станется треснуть по руке или вообще привязать!
—Уууууу,—девчонка горько завыла.
Серия из трёх ударов была такой резкой и болючей!
—Не наааааа... ааааааа!!!!!

[Елена Викторовна]

—Уууууу,—девчонка горько завыла.
Серия из трёх ударов была такой резкой и болючей!
—Не наааааа... ааааааа!!!!!

- Надо, очень даже надо, раз по-хорошему не желаешь понимать! - отреагировала я на Настин вопль.
Еще один удар подтвердил мои слова:
Хлесть!

И еще разочек:
Хлесть!

И еще:

Хлесть!
Хлесть!