Искусство физического эксперимента (приват)

[Леонид Навицкий]

На лестнице кого только не было, самое время движухи. Уроки у всех, кроме старших кончились, кто-то шёл обедать, кто-то шустрый уже обратно, мелкие отправлялись на прогулку... В общем, пришлось отойти в холл. Там, на удивление, никого не было. Навицкий сел так, чтобы видеть коридор и когда откроется дверь ненавистной комнаты. Как же не хотелось в неё идти, просто кошмар. Он старался не думать о том, что ему предстоит, но противный мозг раз за разом напоминал ему про прошлый раз и подкидывал картинки. Как в старину ждали порку по субботам, если тут вон за 5 минут ожидания уже с ума сходишь?..

[Андрей Иванович Гущин]

Ну, вот так-то лучше. Привязывать его я не хотел бы, помню, как болезненно он реагировал на это в прошлый раз. И уверен, что сегодня он выдержит. Продолжим, а то пауза затянулась. И снова:
Вжик... Вжик... Вжик... Вжик... Вжик...

[Юрка]

- Умммм! Ммммм! Мффххх! Ай! Аааа!!!
Юрка, наконец, не выдержал и завопил. Каждый новый удар жёг, как будто на зад плескали кипятком. Ему уже было все равно, что там о нём подумает Гущин, всё равно, как он выглядит, в голове билась только одна мысль: да когда же конец?! Он же не может больше терпеть, он же сейчас вскочит! Но руками Половцев упорно продолжал цепляться за края скамейки, не позволяя им метнуться назад.

[Андрей Иванович Гущин]

Я останавливаюсь. Пятнадцать, пора, пожалуй, сменить сторону. Огибаю скамейку и подхожу с другой стороны. Еще некотрое время стою, опустив розгу, давая Юре время отдышаться.

[Юрка]

Когда очередного ожидаемого удара не последовало, Юрка еще несколько секунд лежал, зажмурив глаза, потом открыл их и искоса бросил взгляд на учителя. Ага, понятно, на другую сторону пошёл. Наверное, уже половина? Или ещё нет? Сколько уже было? Он был точно уверен, что больше 10. 15? Наверное. Сведенное напряжением тело постепенно расслаблялось, Половцев вытянулся на скамейке, быстро провел рукой вытирая слезы и сопли. Хоть бы подольше передохнуть. Он снова глянул на Гущина. Стоит пока, не замахивается. Ох, да сколько же ещё терпеть?

[Андрей Иванович Гущин]

Читать морали во время порки я не люблю, все, что я мог и хотел сказать, уже сказано, так что стою молча, дожидаясь, когда мальчик немного успокоится и снова ляжет ровно. Долго тянуть, впрочем, тоже ни к чему.
- Приготовься, Юра. Продолжаем.
Вжик... Вжик... Вжик... Вжик... Вжик...

[Юрка]

Ох, нет! Еще хоть немножечко! Но его, конечно, никто не спрашивал. Снова засвистела розга и новые порции боли обрущились на попу. Теперь было чуть полегче уже настрадавшейся половинке, но это было такое мизерное облегчение по сравнению тем, что приходилось терпеть. Юрка уже даже не пытался сдерживаться, ревел и вопил во все горло.

[Андрей Иванович Гущин]

Зад Половцев уже изрядно красный, полоски сливаются в общее пятно. Пожалуй, перебирать не стоит. Поначалу я думал о 30 каждому, но и 25 будет вполне достаточно. Я замахиваюсь посильнее, но снижаю темп. Наношу посление пять ударов, особенно хлестких, целясь пониже, в то самое место, на котром сидят. Чтобы помнилось подольше.
Вжик! Вжик! Вжик! Вжик! Вжик!

[Юрка]

Юрка взвизгнул и дернул ногами так, что чуть в самом деле не улетел со скамейки. Да что он, совсем озверел?! Нельзя же это терпеть! Но как-то, все же, стерпел и со скамейки не упал, а удары продолжали опускаться на ягодицы, в самое чувствительное место. Ещё и ещё, да сколько же осталось?! Он же теперь вообще никогда сидеть не сможет! Юрка снова начал вертеться и изгибаться всем телом, пытаясь хоть как-то ослабить боль.

[Андрей Иванович Гущин]

Двадцать пять. Зад Половцева имеет вид крайне печальный, а сам он, кажется, держался из последних сил. Я переламываю розгу и отхожу от скамейки.
- Всё, Юра. Уже всё. Можешь вставать. Сходи умойся.
Присаживаюсь за стол и начинаю заполнять журнал. На Половцева демонстративно не смотрю, пускай спокойно оденется и приведет себя в порядок.

[Юрка]

Ещё несколько секунд Юрка по инерции ревел и колотил по скамейке ногами. Потом понял, что всё закончилось. Ох и здорово досталось. Хотя, он понимал, что меньше, чем летом, но прямо сейчас от этого было не легче. Мальчик всхлипнул, шмыгнул носом и кое-как слез со скамейки. Натягивать трусы и брюки не очень-то хотелось, но не стоять же голозадым посреди рыдальни. Шипя и охая, он оделся и прошел в туалет, открыл кран. Сейчас бы холодной водички, плеснуть бы на... Но обстановка была неподходящая, да и Лёня там ждёт. Половцев знал, каково это - ждать. Он торопливо начал сморкаться, умываться и вообще приводить себя в порядок, насколько это было возможно. Жгучая боль уже утихала, оставалсь тупая, ноющая, вспыхивающая снова при неудачном движении, но это уже было можно пережить.
Потом Юрка вышел обратно в рыдальню, посмотрел на Гущина. До сих пор все его мысли об этой истории сводились к одному: зачем мы всё это затеяли. Но сейчас вдруг в головы пришла ещё одна мысль. Ещё одна вещь, о которой он думал с самого начала, но потом вылетело из головы, не до того было. Ему вдруг стало мучительно стыдно не за сгоревший генератор, не за проникновение в кабинет, за то, о чём Гущин почти не упоминал и даже не счел их, а своей ошибкой. Он тихо сказал:
- Андрей Иванович... Извините, что мы Вас так подвели. Вы теперь никогда уже не будете нам доверять?

[Андрей Иванович Гущин]

Оформляю запись в журнале как положено, заодно уж и на Навицкого, чтоб потом время не терять. В туалете плещется вода, потом стихает и появляется взъерошенный Половцев с покрасневшими глазами. Я уже собираюсь сказать ему, что он может идти, когда он внезапно задает свой вопрос.
Ох ты, горе мое луковое, вот что тебя беспокоит в такой-то момент.... Не знаю, конечно, что сейчас движет мальчиком, то ли доверие для него действительно важно, то ли огорчен упущенной возможностью еще раз побывать в лаборантской, то ли то и другое сразу.
- Никогда - это очень долго, Юра. Доверие можно потерять, но можно и снова приобрести, всё зависит от тебя самого. Научись немного контролировать свои желания и не делать все, что взбредет в голову, а то пока, по-моему, ты и сам-то себе не можешь доверять, сам не знаешь, что тебе придет в голову через час. И, конечно, ты еще завоюешь доверие, и мое, и других. Ну, ступай. И скажи Лёне, чтобы заходил.

[Юрка]

Ответ показался Юрке немного неопределённым, но главное он, всё же, уловил: шанс у него есть. Это его немного приободрило. Он взял со стула и надел пиджак, сказал: "До свидания", - отпер дверь и вышел наружу, стараясь шагать осторожно и не слишком широко. В коридоре огляделся в поисках Лёни и заметил его в холле. Половцев махнул рукой и пошёл другу навстречу.
- Тебя зовёт, - сообщил он, - Держись.
Больше ничего говорить не стал, чего там, и так всё ясно.

[Леонид Навицкий]

Отвлечься не получалось. Если Лёня не думал о своей ближайшей судьбе, то представлял какого там сейчас Юрке, а если выкидывал Юрку из головы, то снова сам оказывался на лавке под жгучими ударами.

Он встал, прошёлся несколько раз от стены до стены, но потом снова сел - внимание привлекать по-прежнему не хотелось, а такое поведение явно не соответствовало тому помещению, где он находился, зато идеально подходило соседнему.

Наверняка большинство об этом не подумали бы и Лёнька просто себя накручивал, но всё же.

- Тебя зовёт, - сообщил он, - Держись.

Юрку он заметил сразу, точнее сначала открывающуюся дверь, а потом уже Половцева. Да... видок безрадостный. Скоро и у него самого будет такой же.

Хотелось сказать что-то оптимистичное в ответ, но слова застревали в горле, поэтому он просто хлопнул Юрку по плечу и пошёл на встречу свои мучениям. Зайдя внутрь, он в нерешительности остановился, правда дверь за собой закрыл, а вот что делать дальше не знал. В этом помещении проявлять инициативу не хотелось.

[Андрей Иванович Гущин]

Навицкий появляется в дверях и, как и Половцев замирает. Что, впрочем, нормально. Наверное, это не просто, самому без команды приняться снимать штаны. Я поднимаюсь из-за стола, подхожу к двери и щелкаю запором.
- Готовься и ложись, Лёня, ты знаешь как.
Сам опять отхожу в угол и принимаюсь выбирать прут. Примерно тех же кондиций, что и для Половцева.