Когда Ваня примчался в столовую, все ели первое. Подойдя к окну раздачи и ласково поздоровавшись с буфетчицей, Ваня попросил, чтобы ему налили борщ в большую тарелку (посуда в лагере была разнокалиберной), почти до краев. Потом он сел на привычное место, но есть не стал, а трепался с друзьями. Кроме того, Ваня пару раз вскакивал, бросал издали извиняющие взгляды на педагогов – мол, очень нужно, подбегал к Маришке и Галинке, задавал им на ухо какой-то вопрос. Каждый раз, услышав ответ, Ваня еще больше мрачнел и кивал: плохо, но разве я не знал, что именно так все и было на пляже? Похоже, Ваня укреплял себя в каком-то решении.
Все уже доедали второе, а Ваня наконец-то съел ложку борща. После чего, сунул в тарелку палец – казалось, ему было важно понять не вкусен ли суп, а достаточно ли остыл? Удостоверившись, что температура почти комнатная, Ваня встал и взял тарелку, будто собираясь поставить ее на стойку с грязной посудой. Но, вместо этого, подошел к преподавательскому столику.
Воспитателей было немного и, к счастью, они сидели через одного.
Ваня поднял голову и сказал звонким, дрожащим голосом.
- Если Александр Петрович еще раз публично высечет девочку, то с ним опять будет то же самое.
И вылил весь борщ из тарелки на сидящего Матюшина.
После чего поставил пустую тарелку на соседний столик и замер, по-прежнему с поднятой головой, как суслик у норы.
