Двоечница (приват)

[Николай Сергеевич Савчук]

- Ну вот видишь, как хорошо! Значит в конце следующей четверти мы с тобой тут не встретимся. Но сейчас, Катенька, увы, единственное, чем я могу тебе помочь - это наказать тебя как можно быстрее. Ты ведь тоже хочешь уйти, правильно? Но, к сожалению, правила есть правила и не нам их менять. Придеться тебе еще немного потерпеть. Это не-из-беж-но, Катя!

Мне очень не хотелось бы снова раздувать скандал и применять силу. Хотя Ангелина Валериановна могла бы и сама заранее объяснить, что ждет ее учеников в этой комнате. Если она не успокоиться и не станет делать то, что ей велят, придеться оставить ее на потом и наказать после всех.

- Ну как, ты готова получить наказание? Давай-ка разделаемся с этим побыстрее, а? Или ты хочешь просидеть здесь до ночи?

[Катя]

- Ну вот видишь, как хорошо! Значит в конце следующей четверти мы с тобой тут не встретимся. Но сейчас, Катенька, увы, единственное, чем я могу тебе помочь - это наказать тебя как можно быстрее.

- Дяденька, я понимаю… Меня надо будет еще немного пошлепать? Это не будет слишком больно? Еще самую чуточку, ладно? И пусть мальчишки отвернутся! Или еще лучше, вы сперва накажите их всех, а потом меня… А я буду хорошей…

- И нечего лыбиться, Лешиков! Да, особенная! Да, непоротая… давно не поротая… уже недели полторы… А тебя небось порют каждый день, три раза вместо еды? Так тебе и надо! Дяденька, вы его розгами посеките, он противный!

[Николай Сергеевич Савчук]

- Ну что ж, после всех, не после всех, но после вот этого гражданина вполне можно, - я обернулся к Лешикову, - Ну а ты сколько пар за четверть схватил?

Мальчишка тут же сьежился и принялся неловко прикрываться руками.

- Я это... Врет она все! Меня редко наказывают! Не надо меня розгами! Пожа-а-алуста!

Мальчик сам не замечал как он в эту минуту похож на девочку. Даже слезу пустил.

- У меня всего две двойки... По русскому и по труду-у-у... Я исправлю-у-у, чесслово!

- По русскому и по труду? - строго сказал я, - Но ведь это самые важные предметы! Как можно не знать родной язык? Позор! А труд? Без привычки к труду ты не сможешь вырасти хорошим человеком. Мне придеться тебя наказать очень сурово. Двадцать ударов ремнем. И не ныть! Ты же мужчина. Будущий.

Я снова обернулся к Кате:

- А у тебя по каким предметам двойки?

[Катя]

- А у тебя по каким предметам двойки?

Может, если я с ним буду послушной и приветливой, он меня отпустит? ну, или хотя бы не очень… это… Только так необычно разговаривать голышом, когда прикрываешься ладошками…

- Дяденька, у меня только по матике. Ну вот еще правда поведение… неудовлетворительное.

- А Лешиков врет! Его Валерьянка… ой… Ангелина Валериановна порет очень даже часто! Я знаю! А меня редко. Потому что вообще я хорошо себя веду. Ну только иногда плохо. Но это бывает в исключительных случаях.

[Николай Сергеевич Савчук]

- Математика тоже предмет очень важный и нужный! Но так как у тебя двоек меньше и я вижу, что ты хорошая девочка, которая обязательно все исправит - не так ли? - то твое наказание будет в два раза меньше.

Лешиков в дернулся было что-то сказать, но передумал. У него тоже была двойка за поведение.

- А теперь сделаем так: нам не до галантности, поэтому молодой человек получит свое наказание первым. Потом, милая девочка, увы настанет ваша очередь. А потом вы оба немного постоите вон там у стены (так как углов на всех очевидно не хватит) и подумаете о своем поведении. Но сначала мы пойдем вон к тому шкафчику и выберем ремешок.

[Катя]

- А теперь сделаем так: нам не до галантности, поэтому молодой человек получит свое наказание первым. Потом, милая девочка, увы настанет ваша очередь. А потом вы оба немного постоите вон там у стены (так как углов на всех очевидно не хватит) и подумаете о своем поведении. Но сначала мы пойдем вон к тому шкафчику и выберем ремешок.

- Вот так, Лешиков! (показываю язык)

И тут до меня доходит, что даже в два раза меньше – все равно ремнем…

- Ой, дяденька… а можно меня ладошкой? Ну пожааа-алуйста! Ремень такой противный, кусачий, злой… Я буду очень-очень хорошей… ну пожалуйста…

Ною, а сама все-таки продвигаюсь следом за ним к этому жуткому, противному, злому, страшному шкафу. Наверное, смешно выглядит со стороны наша процессия: двое голых ребятишек, старательно прикрывающихся ладошками, и взрослый, занудный, строгий дядя. Только мне сейчас уж не до смеха…

А стоять голышом на виду у всех! И смотреть, как будут пороть остальных… и думать о своих десяти ремешках… То есть одном ремешке, которым десять раз… Ужас какой!

[Николай Сергеевич Савчук]

Я распахнул дверцы шкафчика и изумленной публике предстало чудовищное обилие ремней, ремешков и ремнищ. "Публика", будучи кровно заинтересованной в выборе, зачарованно уставилась внутрь. Здесь, как в хорошем универмаге, были представлены все длины, размеры, цвета, текстуры и сорта кожи. От глянцево-черных до коричнево-рыжих, бархатных и "в рубчик", плетеных и гладких, с пряжками и без, с дырками по всей длине и проклепанных добротными стальными шайбочками. Мне-то, честно говоря, не по себе было всякий раз, когда я заглядывал в этот чудо-шкафчик, что уж говорить о несчастных двоечниках, которым, верно, казалось, что все эти ремни хищными змеями тянутся к их розовым беззащитным (даже трусиков нет!) попкам.

- Ну что ж, - сказал я, чтобы развеять цепенящее наваждение, вызванное содержими шкафчика, - Так как вы у нас, практически, уже свою вину осознали и обещали исправится, то на первый раз ограничимся вот этим...

Сначала я хотел предоставить выбор девайса самим лицеистам, но одного взгляда на их вытянувшиеся рожицы мне хватило, чтобы понять - это слишком. И я выбрал ремни сам. Для мальчика я подобрал длинный тонкий черный ремешок, одна сторона которго была гладкой, а другая - бархатной.

- Держи, - велел я, вручая ему вещь, которая в ближайшее время должна будет хорошенько разукрасить его попу в красно-синюю полоску. Мальчик, зачарованно глядя на ремешок, принял его так благоговейно, словно от этого зависило, насколько больно ему будет, когда наказание начнется.

Выбрать ремень для Кати оказалось сложнее. Нужен был очень крепкий широкий ремень, не очень длинный, но и не в коем случае не короткий. Главным же критерием выбора был устрашающий вид - мне нужен был ремень, при взгляде на который уже хотелось бы заплакать. И такой ремень, в конце концов, нашелся!

- А это - тебе, - вручая девчонке настоящего красавца.

[Катя]

- А это - тебе, - вручая девчонке настоящего красавца.

Но ведь если… ведь если я возьму ремень, мне придется убрать руки оттуда! И все увидят то, что не должны видеть. А ремень… Такой гладкий, большой, страшный, похожий на удава, который есть маленьких детей. Разве это можно взять в руки?

И вообще как это - стоять с ремнем? Ему что, в шкафу плохо? Ну уж дудки! Сам пусть держит, умный какой нашелся!

- Дячденька... Нет. Не надо! Не надо этот! Ну пожалуйста! Я не могу его взять! Нашлепайте меня ладонью, если хотите, даже не десять раз, а… двенадцать! Но я не могу взять этот ремень! Я буду хорошей, честное слово! Ну пожалуйста, мне и так очень стыдно…

Главное, распахнуть глаза пошире. Это часто помогает.

[Николай Сергеевич Савчук]

Девочка посмотрела на меня огромными голубыми глазами из которых, к тому же, одна за одной скатывались по щеками большие и прозрачные, словно хрусталь, бусины слез. Я чуть было не дрогнул. Но все же, сделав строгое официальное лицо сказал:

- Катя! Ты возьмешь ремень, встанешь у стеночки и будешь стоять молча, как послушная девочка. Иначе я решу, что ты не такая уж хорошая девочка и мне придется выпороть тебя гораздо сильнее! Например, вместо десяти ты можешь получить пятнадцать ударов. Ремнем. А может даже - все двадцать. Бери ремень!

- Б-е-е - высунул язык злодей Лешиков.

- Эй там, голозадый - а ну цыц! А то и тебе набавлю!

- Бери ремень и не капризничай, - это уже Кате, - Ну! Я жду!

[Катя]

- Бери ремень и не капризничай, - это уже Кате, - Ну! Я жду!

- Я не могу! не буду! Вы злой, противный, старый!!! Вам, наверное, нравится так нас мучить! Наверное, вы само-дозо-хист!!! А меня пусть Ангелина шлепает, вы не мой учитель.

(ой, чего это я несу такое… кажется, лишнее ляпнула)

[Николай Сергеевич Савчук]

- Отлично! Хочешь, чтобы тебя шлепала Ангелина Валериановна - пожалуйста. Я могу ее позвать. У меня, видишь ли, могут найтись и другие дела, помимо того, что воевать с маленькими, непослушными, скандальными девчонками. Только в этом случае, я думаю, ты не отделаешься просто десятью легкими ударами ремешком. Я думаю, это будут розги. И выданы они будут со всей возможной строгостью. Так что - звать?

Я все-таки вспылил. Дряная девчонка вывела меня из себя. Быстро же она забыла, чем закончилась ее предыдущая эскапада! Видит Бог, я хотел ей помочь, но теперь...

[Катя]

- Ойнеттольконерозгииии!

Ну что ему от меня надо? Чтобы я взяла в руки этот ремешок? Ну ладно, не развалюсь.

- Ну ладно, давайте этот ваш ремень, так и быть. Подержу.

Каким-то я все-таки не таким с ним тоном разговариваю… Что это на меня нашло? Сама не понимаю. Срочно начать опять хлопать глазами! Типа, я вся такая-растакая, как меня можно пороть…

[Николай Сергеевич Савчук]

- Ну ладно, давайте этот ваш ремень, так и быть. Подержу.

Я свирепо взглянул на девочку. Что она себе позволяет!

Кажется поняла. Взяла ремень и, продолжая прикрывать руками между ножек (хоть ремень и сильно мешал), послушно пошла передо мной и встала там, куда я ей указал.

Очаровательное все же дитя, когда не капризничает! Глазищи мокрые растопырит и смотрит, и смотрит... А из глаз слезинки уже по зардевшимся щечкам стекают, словно бусины хрустальные. И кап-кап вниз, на животик... А идет когда - любо-дорого посмотреть, как попочка ее оттопыренная ходит-шевелится под гладенькой беленькой кожей. Эх, Катя, Катя, как же ты так нехорошо-то! Скоро, ох скоро не поздоровится этим ровненьким бархатным округлостям, что словно две ягодки спелые тесно прижатые друг другу покачиваются сзади твоего юного маленького тельца. Придется теперь этим прелестным несчастным персикам отвечать за безалаберность и лень их непутевой владелицы.

Но пока я должен был заняться ее кавалером, который тоже покорно ждал своей участи, держа на готове припасенный для него ремень. Я уселся на стул и пригласил "героя" к себе:

- Ну-с, Лешиков, прошу, - я указал широким жестом на свои колени. Лешиков протянул мне ремень и принялся укладываться, ерзая по мне и хватаясь то за мои ноги, то за спину. Я помог ему, уложив поудобнее поперек колен. Затем левой рукой взял в крепкий захват его руку и завел ее за голенькую спину мальчишки. Теперь он был надежно прижат животом и грудью к моим ногам, а его попа торчала вверх, готовая к получению справедливого возмездия.

[Катя]

Злой противный дядька! Ну почему он такой злой! Почему он не видит, какая я милая, симпатичная девочка? Зачем я держу в руках этот противный, гадкий ремень? Фу… Я кладу его на стул. Пусть пока полежит. А то мне с ним страшно как-то даже его держать.

Ой, у Лешикова такая смешная попа! Маленькая, белая… Забавно. У мальчишек попа немножко другая. Она поменьше, что ли… и не такая круглая. Не, у нас точно красивее. И еще там у него видно было кой-чего… Не, мы красивее. Гораздо. А мальчишки противные. Пусть их порют, а нас лучше не надо!

А вообще-то его даже становится жалко… Как он ерзает, бедненький. Страшно ему, наверное. И, пожалуй, стыдно, хотя мальчишки такие бесстыдники! Не то, что мы, девочки. А сейчас будет еще и больно…

Ой, чего это я все про него да про него? Со мной ведь сейчас то же самое будет! Брррр….

[Николай Сергеевич Савчук]

- Иий - пискнул Лешиков и взбрыкнул ногами, когда ремень в первый раз опустился на его попу, - Ой! Оййй! Аааай! Ой, больнааа! Ииий! Ой, не на-а-ада-а-а больше-е-е! Ой-и-и-ий!

Мальчишка почти сразу принялся визжать, как резаный поросенок и махать во стороны своими никак не закрепленными ногами. Да и тело его, плотно прижатое к моим коленям все время гибко елозило, ерзало, конвульсивно вздрагивало и выгибалось. Почти сразу же его стали сотрясать рыдания, плечи и голова затряслись.

- Ай-я-яй! Ой, болна-а-а! Я-а-а больше - Ой! - не бу-у-уду-у-у! Ой! И-и-ий! А-а-а-а! Пожаа-а-а-луста! Ай! Хва-а-а-тит! У-у-уй!

По мере того, как ягодицы мальчишки меняли цвет сначала с бледного на розовый, потом на ярко-розовый, а потом и вовсе - на алый, крики становились все громче, рыдания горше, просьбы остановиться - все жалостливей, а обещания исправиться - все искренней. Да, этот мальчик очень сильно пожалел о своей нерадивости и плохом поведении в течении четверти! Слезы и сопли так и текли потоком по его лицу и капали на пол, он рыдал самозабвенно, не обращая внимания ни на что вокруг, и не пытаясь строить из себя героя и гордеца.

- Оу-у-у! Ай-я-а-а! Не на-а-ада-а-а! Пожа-а-алуста-а-а! Ой! Ой! Я буду стара-а-а-а-Ой!-аться!

Драл я, впрочем, не слишком сильно, даже скорее - весьма мягко. Мне даже было жалко несчастного мальчугана. Но я обязан был это сделать, хотя и был достаточно уверен в том, что пацан через пару-тройку дней все свои клятвы позабудет (тем более - каникулы, тем более - Новый год!) и вспомнит об этой порке разве что перед новой - в конце следующей четверти.

- И-и-и-ий! А-а-а-ай! О-о-о-ой! Хва-а-а-атит! У-у-у-у! Ы-ы-ый!

Я закончил, но парнишка еще некоторое время дрыгался, размахивал ногами и, конечно, бурно ревел, продолжая уговаривать меня прекратить его пороть и клясться. Я выпустил мальчика из захвата, ласково погладил по всклокоченным волосам и прижал к груди. Он так и прильнул к ней, рыдая и широко обнимая мои плечи. Я погладил его по спине, говоря успокаивающин слова. Осторожно помассировал горячую, как уголек, попу. Достал платок и дал ему высморкаться.

Пацан, наконец, начал успокаиваться, хотя спазмы всхлипов все еще раз за разом сотрясали его тело. Он посмотрел на меня ясными красными глазами, из готорых все еще катились крупные слезы, но в которых отчетливо читалась благодарность.

- Ну - все, все. Все позади, все поршло, успокойся. Не плачь, не плачь, ты же мужчина! Теперь тебе осталось только постоять в углу... То есть вон там, у стены - и ты чист! Ты у нас как новенький будешь, все будет по-другому, по-новому... Давай, давай, Лешиков. Ты молодцом у нас будешь, да?

Мальчишка, почти уже совсем успокоившись встал отбывать дальнейшее наказание. Его руки так и тянулись к попе, совсем не прикрывая перед.

Я вернулся на свое место, где меня ждала-дожидалась девочка.

- А кто это тебе, милая, разрешал положить ремень? Тяжело, что ли стало? Оно-то конечно - двойки получать легче.

Я сел на прежнее место и пригласил:

- Ну что ж - укладывайтесь, сударыня.